— Возьми мою «Чайку», самый быстрый корабль, что есть, набери людей, каких пожелаешь. Жена даст денег. Но без мальчишки больше не смей возвращаться в мой дом.
— Благодарю, мой ярл. Скоро Кай Эрлингссон будет у ваших ног.
Ковры распахнулись, и ярл Скирре торжественно объявил, что не держит больше зла на Торкеля Мачту, а потому разрешает ему взять корабль и набрать хирд для выполнения одного поручения. И что он, Скирре, щедро вознаградит всех, кто примет участие в этом походе.
Заскучавшие без дела воины приветствовали его слова радостными возгласами, каждый выкрикивал, почему нужно взять именно его в поход, но Торкель словно бы заранее продумал свой выбор. Он оглашал имена, и названные карлы и хускарлы поднимались из-за стола и горделиво выпячивали грудь, радуясь, что их заслуги оценили по достоинству.
Никто не обратил внимания, что Торкель выбирал не самых знаменитых, не самых сильных и не самых отчаянных. Он выбирал воинов, известных своей беспринципностью и жестокостью.
Книга 1. Песнь 2
.
Глава 1
Я поднялся на последний пригорок, остановился, широко раскинул руки и вдохнул полной грудью. Наконец-то море! Мрачное, с крутыми волнами и морскими тварями, такое серое, что непонятно, где заканчиваются тучи и начинается вода. А запах? Густой, хоть ложкой ешь, он пропитан солью, ветрами и рыбой. Я впервые с Растранда скучал по рыбе! Любой, хоть просушенной над очагом, с ароматом костра и моря, хоть сырой, нежной, трепыхающейся.
Ветер налетел со спины, растрепал длинный белоснежный мех на плаще. Я рассмеялся и крикнул:
— Ну, здравствуй, море!
— Что, Эрлингссон, совсем ошалел от счастья? Твоя рыбацкая душонка соскучилась по морю? — подошел ко мне Альрик и хлопнул по спине. — У меня тоже сердце не на месте. Как там мой «Волчара» поживает? Хорошо ли перезимовал?
— Решил-таки как назвать корабль? — усмехнулся я. За время долгой зимовки мы придумали сотни разных имен, но Альрику все было не по душе, все не ложилось ему на язык.
— А разве у меня есть выбор? — он оглянулся, и я вслед за ним.
По узкой дороге медленно поднимались хирдманы Беззащитного, кто верхом, кто пешком, кто на телеге. Рослые, побледневшие за зиму, в длинных белых плащах из волчьих шкур, с развевающимися волосами, в которых промелькивала хотя бы одна высветленная прядь.
— Настоящие снежные волки, сноульверы! Да и носовая фигура у корабля немного смахивает на волчью. Решено. Сегодня же шепну ему его имя.
И Альрик зашагал вниз. К морю.
Проболтавшись впустую пару месяцев по прибрежным деревням, Альрик сильно разозлился. Для крупной работенки мы были мелковаты, а с мелкой местные мужики и сами справлялись. Он даже подумывал распустить нас на зимовку по домам, хоть никому не пришлось это по душе, особенно мне. Будут говорить, что, мол, не успел уплыть, как вернулся, поджав хвост. А потом через десяток рук дошел слух, что одна вдовушка ищет людей на зиму для охраны поместий. Ее муж захотел славы и легких денег, на все средства построил корабль, собрал мужчин со своих земель да так и пропал невесть в каких водах. Так как свободных денег у вдовы осталось немного, она могла предложить только стол, кров и сражения с дикими зверями. От безысходности Альрик согласился на эти условия. Оставил корабль в бухте под присмотром и вместе с нами отправился вглубь суши, к поместьям вдовы.
В целом, там было неплохо. Нас разделили натрое, по числу поместий, но в течение зимы Альрик заставлял людей меняться друг с другом, иначе бы мы совсем рехнулись от одних и тех же разговоров и шуточек. Так как одиноких женщин было больше, чем предостаточно, первое время ребята развлекались с ними, но чем дольше мы там находились, тем угрюмее становились лица и чаще вспыхивали ссоры.
Я еще раз оглянулся и нашел взглядом Тулле Скагессона, своего друга. Сперва он показался мне скучным. За разговорами и выпивкой он чаще молчал, а если и открывал рот, то лишь для того, чтобы урезонить спорщиков. Когда приходил черед его истории, он говорил о хуторе отца, о его стадах овец и коров, о земле и урожаях, о местных кузнецах и ремесленниках. Причем Тулле рассказывал очень подробно, настолько подробно, что я потом мог, как мне кажется, назвать каждую тощую коровенку на тех землях. Непонятно было только одно — почему он вообще ушел оттуда, если так любит хозяйствовать.
А потом, как-то вечером он вернулся после дневного обхода, замерзший, уставший, на пустой живот выпил горячего пива и от пустячной шутки вдруг взбеленился. Его голубые глаза выцвели до белизны, на шее взбухли толстые воловьи жилы, он зарычал и кинулся на обидчика. В таком состоянии можно убить даже близкого человека. Я сразу это понял, потому накинулся на него сзади, опрокинул на спину и стиснул ему глотку, что было сил. Сначала Тулле рвался из захвата, рычал, только что пена изо рта не шла, но скоро захрипел, глаза закатились, и я отпустил его. Когда он очухался, то просипел:
— Спасибо, Эрлингссон, ввек этого не забуду.
Мы разговорились. Тулле на самом деле оказался спокойным вдумчивым парнем, из тех, что сто раз отмерит и лишь потом отрежет, но порой на него накатывало бешенство, и тогда он мог покалечить любого, кто попадет под руку.
— Пока маленьким был, меня утихомиривали. А после получения руны стало хуже. В первый раз я поломал слугу да так, что он больше не сможет ходить. А во второй и вовсе… — он помолчал, — убил маминого брата, который приехал погостить. Потому решил, что нельзя мне оставаться дома, иначе поубиваю там всех. Некоторые хотели взять меня в хирд, думали, что берсерк. Да только в бою я редко злюсь, а вот так, на пустом месте, могу и сорваться. Альрик знал. Сказал, что сумеет меня сдержать. Да, как видишь, не оказалось его рядом. Если б не ты…
После того мы и сдружились. По складу характера Тулле напоминал Дага, я даже пару раз по ошибке называл его так. Хоть Тулле был старше на несколько зим, но ему не зазорно было слушать меня.
А кроме выпивки, мяса, хлеба и женщин, на землях вдовы было много снега, темноты и снежных волков. Это такие зверюги в холке по пояс мужчине. Их белая шкура сливается со снегом, огромные пушистые хвосты заметают след, и лишь черные пятнышки на кончиках ушей да черные глаза выдают их. Голод выгоняет их из лесу к людям: резать скот, разорять дома. Хоть в легендах о богах и говорится, что простые звери не могут получать божьей благодати, и лишь твари морские и земные, из которых и вышли боги, имеют мощь, сравнимую с нашей, но снежные волки обладали силами двурунного воина, не меньше.
В начале нам пришлось туго. Несколько коров эти сволочи все же утащили, несколько наших были поранены, и рваные укусы не спешили заживать. А потом мы приучились к их манере, стали биться парами, как и они, и стало намного легче. Особенно когда один за другим хирдманы начали получать дар богов. Теперь в хирде почти все были трехрунными. Кроме меня и Альрика. Против нас работали наши условия. Волки не были сильнее меня, а Альрик не собирался торчать на морозе в одной рубахе, к тому же не зная, придет ли стая в этот раз, а если та приходила, то и раздеваться было некогда.
За зиму силы нашего хирда выросли преизрядно, и Альрик рассчитывал, что на этот раз мы сможем найти неплохую работенку. И просчитался.
Мы неделю торчали в одном торговом городке под названием Мессенбю. Здесь проходило большинство торговцев со всех концов страны, а потому сюда стекались разные слухи. Отец наемников на огненного червя искал тоже через Мессенбю.
И ведь не сказать, чтобы не было вообще ничего. Было! И довольно много. Но некоторые поручения были нам не по зубам, другие дурно попахивали, а на третьи нас не брали, так как никогда не слышали об Альрике и его сноульверах. Мы подходили лишь для выполнения несложных работ, а их заказчики, как правило, люди небогатые и боялись приглашать в свои земли незнакомого хёвдинга с целым хирдом. Мало ли, вдруг он передумает и решит, что проще ограбить, чем трудиться за небольшую плату? Потому брали тех, чьи имена хоть как-то слышали.