— Конечно, знакомое! Мы чуть там не погибли! — завопил Тассельхоф, размахивая руками, словно мельничными крыльями. — Если бы Рейстлин не спас нас… — Заметив на лице Карамона ухмылку, кендер с горячностью продолжил:
— Что с ней будет, если она окажется там одна?
Карамон отвернулся от его умоляющего взгляда и, прищурясь, посмотрел на исчезающую в лесу заросшую тропу. Ухмылка его стала еще шире.
— Ты что, ждешь, что я ее остановлю? — поинтересовался он.
— Естественно! Мы должны ее остановить! — начал было Тас, но внезапно осекся. — Так ты с самого начала никуда не собирался, — глядя в глаза Карамону, негромко, но внятно проговорил кендер. — Ты с самого начала не собирался идти вслед за ней. Ты просто хотел прогуляться по округе, попьянствовать и повеселиться, а потом вернуться к Тике, пустить слезу и упросить ее взять тебя обратно, как последнего…
— А что ты хотел? — пряча глаза, пробормотал Карамон. — Как я могу помочь этой фанатичке отыскать Башню Высшего Волшебства?
Он чуть не плакал, но Тассельхоф не сводил с него уничтожающего взгляда.
— Я не хочу искать никакой Башни! Я поклялся, что никогда в жизни и близко не подойду к этому гнусному месту! Там они уничтожили Рейстлина, Тас. Когда он вышел, у него даже кожа переменилась и обрела этот жуткий желтый цвет. А глаза!
Эти проклятые глаза, которыми он видит только зло и смерть. Они изуродовали не только душу, но и его тело, Тас, — он кашлял так, что захлебывался и не мог дышать. И они… они заставили его убить меня! — Карамон судорожно всхлипнул и закрыл лицо руками.
— Он… он не убивал тебя, Карамон, — сказал наконец кендер, чувствуя себя совершенно беспомощным. — Танис рассказывал мне. Рейстлин не мог отвечать за себя — он был болен, весь изранен и ничего не видел вокруг. Он не понимал того, что делает.
Но Карамон только покачал головой, и мягкосердечный кендер почувствовал, что не может его винить. «Неудивительно, что он не хочет туда возвращаться, — с раскаяньем подумал Тассельхоф. — Наверное, мне следует отвести его домой. Вряд ли в таком состоянии от него может быть какая-то польза».
Но потом он вспомнил, что Крисания одна, в Омраченном Лесу…
— Однажды я разговаривал с тамошним духом, — сказал Тас, — но не уверен, что меня помнят. Кроме того, здесь таятся гоблины. И хотя я их нисколько не боюсь, однако мне кажется, что если их будет больше трех-четырех, то я с ними не справлюсь.
Тассельхоф растерялся. Если бы Танис был тут! Полуэльф всегда знал, что делать, и умел находить нужные слова. Уж он-то смог бы заставил» Карамона прислушаться к голосу разума. «Но Таниса здесь нет, — напомнил кендеру внутренний голос, который иногда был очень похож на голос погибшего Флинта.
— Выпутывайся сам, раззява!»
«Я не хочу, не хочу, чтобы все зависело только от меня!» — в отчаянии взвыл Тассельхоф мысленно и прислушался, ожидая, что скажет ему внутренний голос. Но голос молчал. Тас остался один.
— Карамон, — стараясь говорить как можно солиднее и неосознанно подражая интонации Таниса, сказал Тассельхоф, — просто доведи нас до границ Вайретского Леса. Потом можешь вернуться домой. Я думаю, что к тому времени мы будем уже в безопасности…
Но Карамон не слушал его. Упиваясь сладким вином жалости к самому себе, он опустился на землю и, прислонившись спиною к стволу дерева, бормотал сквозь слезы нечто невнятное о безымянном ужасе, словно уже упрашивал Тику принять его назад.
Бупу выбралась из своей лужи и, подойдя ближе, посмотрела сверху вниз на огромного воина.
— Моя пойти, — объявила она с отвращением. — Если моя захотеть жирные слюнтяи, я найти их много домой.
Кивнув на прощанье головой, Бупу медленно пошла прочь. Тас погнался за ней, схватил за руку и потащил обратно.
— Нет, Бупу, нельзя! Мы почти пришли! Неожиданно терпение кендера кончилось. Танис где-то далеко решал свои дела, и никого не было рядом, кто мог бы ему помочь. Тассельхоф чувствовал себя так, словно он только что, как уже случилось однажды, разбил Глаз Дракона. Может быть, то, что он собирался сейчас сделать, было не совсем правильно, но ничего иного, что он в состоянии был бы осуществить, в голову ему не пришло. Он подошел к Карамону и лягнул великана в голень.
— Ох! — вскрикнул Карамон жалобно. Боль заставила его вздрогнуть, и он с обидой уставился на кендера. — Зачем ты это сделал?
Вместо ответа Тассельхоф пнул его еще раз, причем гораздо сильнее. Карамон застонал и схватил кендера за ногу.
— Теперь моя стать весело, — заметила Бупу и, подбежав к Карамону, лягнула его по другой ноге. — Теперь моя остаться, — объявила она.
Гигант зарычал и, вскочив на ноги, свирепо посмотрел на кендера.
— Проклятье, Непоседа! Если это одна из твоих дурацких шуточек…
— Это не шутка, старый буйвол! — заверил Тассельхоф. — Я решил немного поучить тебя уму-разуму, вот и все. С меня довольно твоего нытья! Все эти годы ты только и делал, что хныкал да жаловался. Как же, благородный Карамон пожертвовал всем ради этой неблагодарной скотины — своего брата! Любящий Карамон всегда и во всем в первую очередь заботился о Рейстлине! Что ж, может быть, так, а может, и нет. Но лично я начинаю думать, что всегда и во всем ты заботился только об одном себе! Рейстлин, конечно, давно это чувствовал, но наконец-то и я увидел все в истинном свете! Ты заботился о брате только потому, что тебе самому от этого было хорошо! Это не Рейстлин нуждался в тебе, а ты нуждался в Рейстлине! Ты жил его жизнью, потому что боялся жить жизнью собственной!
Глаза Карамона яростно засверкали, а лицо побелело от гнева. Он медленно выпрямился и сжал свои огромные кулаки.
— На этот раз ты слишком далеко зашел, маленький ублюдок…
— В самом деле? — воскликнул Тассельхоф и подпрыгнул на месте. — Тогда слушай дальше, Карамон! Ты все время бормочешь и жалуешься, что ты никому не нужен. Неужели ты ни разу не задумался о том, что именно сейчас Рейстлин нуждается в тебе больше, чем когда-либо? А госпожа Крисания? Ведь ей ты тоже нужен! Но героический Карамон, с мозгами, поросшими плесенью, валяется здесь и трясется, как студень!
На миг Тассельхофу показалось, что он действительно зашел слишком далеко.
Карамон неуверенно шагнул вперед, и его лицо, искаженное страшной гримасой, покрылось багровыми пятнами. Бупу взвизгнула и спряталась за спину кендера. Но Тассельхоф стоял непоколебимо, точно скала, совсем как тогда, когда разгневанная эльфийская знать хотела порубить его на куски за разбитый Глаз Дракона. Огромная туша Карамона нависла над ним грозной глыбой, а от его дыхания, наполненного винным перегаром, кендер едва не задохнулся. Невольно он закрыл глаза, но не от страха: ему больно было видеть выражение гнева и отчаяния на лице друга.
Так он и стоял, ожидая страшного удара в лицо, от которого нос его вполне мог оказаться на затылке.
Но удара не последовало. Прошла минута, и Тас услышал шорох, треск кустарника и удаляющийся топот массивных ног. Тассельхоф осторожно открыл глаза. Карамон с шумом продирался по заросшей лесной тропе. Кендер вздохнул ему вослед. Бупу выбралась наконец из-за его спины.
— Было веселиться, — заявила она со знанием дела. — Моя остаться. Может быть, мы еще играть?
— Я так не думаю, — жалобно сказал Тассельхоф. — Идем. Наверное, нам можно теперь пойти следом.
— Ну хорошо, — с завидным спокойствием решила Бупу. — Может быть, мы поиграть другая игра, лучше.
— Да-да, — рассеянно кивнул Тассельхоф. Обернувшись через плечо, он бросил взгляд на убогую таверну, опасаясь, как бы кто-нибудь не подслушал их оживленной беседы и не захотел поучаствовать в скандале. Глаза Таса округлились от удивления.
Таверна «Разбитая Кружка» как сквозь землю провалилась. Ветхое строение, вывеска на ржавой цепи, гномы, бродяги, трактирщик и даже кружка, которую Карамон подносил к губам, — все исчезло, растворилось в свете полуденного солнца, словно дурной сон.
Глава 7
Пой, если дух твой весел, Пой, коль двоится в глазах, Пей за простушку Дженни И за шесть лун в небесах.
Пей за матросов смелых, Пой, если ветер ревет, Рубиновый порт — твоя гавань, Поставь паруса — и вперед.