— Они живут здесь, — ответил Рейстлин на ее невысказанный вопрос.
— Где? — в ужасе переспросила Крисания. — Здесь? Но почему?
— Они живут там, где могут. Они, как черви, прогрызают свои ходы в живом сердце города и питаются его отходами. Что касается вопроса, почему… — Рейстлин пожал плечами. — Им больше некуда пойти.
— Но это ужасно! Я скажу Элистану. Мы поможем им, дадим денег…
— Элистан знает, — спокойно сказал Рейстлин.
— Не может быть! Невероятно…
— И ты тоже знала, госпожа. Если не об этих лабазах, то о других местечках вашего прекрасного города, которые на деле не были такими уж прекрасными.
— Я ничего… — возразила было Крисания, но осеклась. Воспоминания нахлынули на нее. Она увидела, как ее мать отворачивается от окна, когда они проезжали в своей карете по задворкам города, как рука отца поспешно задергивает плотные занавески и как он приказывает кучеру ехать другой дорогой.
Между тем изображение в шаре заволоклось дымкой, взвихрилось и исчезло, а на смену ему уже торопилось другое, потом еще и еще. Крисания с болезненным любопытством и томительной мукой следила за тем, как маг срывал перед ней блестящий фасад красавца города, обнажая его кровоточащие язвы и гнилую сердцевину. Она видела кабаки, публичные дома, игорные притоны, верфи, доки… и везде перед потрясенной жрицей вставали картины порока и нищеты. Она не могла больше отворачивать лицо, не смогла спрятаться ни за какие занавески. Рейстлин ткнул ее носом в безысходность и нищету, в голод и болезни, в пороки и неприкаянную старость.
— Нет, — взмолилась Крисания и отпрянула от стола. — Не надо больше, прошу…
Но Рейстлин был неумолим. Краски шара снова засверкали ослепительной радугой, и они покинули Палантас. Глаз Дракона понес их по всему континенту, и повсюду Крисания видела отвратительные и страшные картины. Овражные гномы, отвергнутые своими сородичами, прозябали в грязи и нищете, заняв те области Кринна, на которые никто не покушался из-за их никчемности и очевидной непригодности для жизни. Она видела людей, страдающих от голода и жажды в землях, на которые обрушилась засуха. Она видела диковатых эльфов, порабощенных своими соплеменниками. Видела жрецов, использующих свое влияние и власть, чтобы скопить несметные богатства, и обманывающих тех, кто простодушно доверял им.
Слишком многое обрушилось на нее сразу. С отчаянным криком Крисания закрыла лицо руками. Ей казалось, что пол кабинета уходит у нее из-под ног, а стены угрожающе раскачиваются. Крисания зашаталась и чуть не упала. Затем она почувствовала, как руки Рейстлина обхватили ее. Крисанию обдало странное, обжигающее тепло его тела, и мягкий бархат его плаща прижался к ее плечу. От Рейстлина пахло диковинными пряностями, розовыми лепестками и чем-то еще, незнакомым и таинственным. Крисания услышала, как с легким хрипом работают его больные легкие.
Маг осторожно подвел жрицу к креслу и усадил ее. Крисания с благодарностью опустилась на мягкое сиденье и тут же отодвинулась, словно избегая дальнейших прикосновений мага. Ее тянуло к Рейстлину, но одновременно она страшилась его близости, от которой у нее начинала кружиться голова и появлялось ощущение безвозвратной потери. Крисании ужасно захотелось, чтобы Элистан был сейчас рядом с ней. Он бы понял, он знал бы, какими словами возразить магу! Крисания ни минуты не сомневалась, что всему тому, что она увидела, должно быть какое-то объяснение. Все эти страдания, все зло, которому она стала свидетельницей, просто не имело права существовать. Крисания почувствовала себя опустошенной и молча обратила взгляд к огню.
— Мы не такие уж разные. — Голос Рейстлина донесся до нее словно из очага.
— Я живу в Башне, полностью посвятив себя своей науке. Ты живешь в своем Храме, и твое занятие — вера. Весь остальной мир вращается вокруг нас.
— Но это и есть подлинное зло, — сказала Крисания языкам пламени. — Зло в том, чтобы сидеть и ничего не предпринимать.
— Наконец-то ты поняла, — сказал Рейстлин. — Я больше не хочу сидеть и ждать. Долгие годы я потратил на то, чтобы собрать знания и достичь одной цели.
И теперь осуществить то, что я задумал, вполне в моих силах. Я смогу изменить мир, Крисания. Я хочу и могу сделать это.
Жрица быстро взглянула на него. Ее вера покачнулась, но фундамент, на котором она держалась, был неколебим.
— Именно об этом и предупреждал меня Паладайн в моем сне! — воскликнула она и крепко сжала ладони на своих коленях. — Твой план изменения мира приведет его к гибели. Ты не должен, не должен осуществить его! Паладайн…
Рейстлин нетерпеливо взмахнул рукой, и глаза его сверкнули. Крисания отпрянула, ощутив его обжигающий гнев.
— Паладайн не остановит меня, — сказал Рейстлин. — Не остановит, поскольку я собираюсь сразиться с его главным врагом.
Крисания уставилась на Рейстлина с недоумением. Она ничего не понимала. О каком враге говорит Рейстлин? Какой враг может быть у Паладайна в этом мире?
Потом она догадалась, что имел в виду маг. Кровь отхлынула от лица Крисании, и судорога ледяного страха пробежала по ее рукам. Не в силах произнести ни слова, она только покачала головой. Жрица никак не ожидала, что честолюбив может достигать таких пределов. То, что он задумал, было слишком ужасно, чтобы говорить и думать об этом спокойно.
— Хочешь, я объясню? — предложил Рейстлин.
И он рассказал ей о своих планах. Крисании казалось, что она просидела в кресле перед камином несколько долгих часов, загипнотизированная взглядом странных глаз и зачарованная мягким монотонным голосом мага. Рейстлин рассказывал ей о своем чудесном искусстве, о чудесах магии утраченной, о волшебстве, которое было подвластно одному лишь легендарному Фистандантилусу.
Наконец он замолчал. Крисания по-прежнему сидела неподвижно — ее душа все еще блуждала в тех мирах, о которых она раньше не имела ни малейшего представления. За окном наступили серые предрассветные сумерки; дрова в камине почти прогорели. В комнате стало светлее и холоднее одновременно, и молодая женщина поежилась.
Рейстлин кашлянул, и Крисания, почти позабывшая о его присутствии, вздрогнула. Маг был бледен от усталости, но его глаза горели лихорадочным огнем, а тонкие пальцы возбужденно дрожали. Жрица поднялась.
— Мне очень жаль, — сказала она негромко. — Из-за меня ты не спал всю ночь, хотя ты болен и тебе следовало бы отдохнуть. Теперь я должна идти.
Рейстлин поднялся вместе с ней.
— Пусть мое здоровье тебя не беспокоит. Посвященная, — сказал он с кривой улыбкой. — Огонь, который горит во мне, еще способен согреть это тщедушное тело. Если хочешь, Даламар проводит тебя через Шойканову Рощу.
— Буду весьма признательна, — пробормотала Крисания.
Она совершенно позабыла о том, что ей предстоит возвращаться через это страшное место. Глубоко вздохнув, она протянула Рейстлину руку.
— Спасибо. Мне было чрезвычайно интересно посетить Башню, — сказала она официально. — Я надеюсь, что…
Рейстлин взял руку жрицы в свою, и его прикосновение снова обожгло ее.
Крисания посмотрела в глаза мага и увидела в них свое отражение: бледнолицую женщину в белом одеянии, черноволосую, с гордой осанкой.
— Ты не должен этого делать, — сказала она неуверенно. — Ты задумал зло.
Ты должен остановиться. Крисания крепко стиснула его пальцы.
— Докажи мне, что это зло, — ответил Рейстлин и слегка потянул ее к себе.
— Объясни мне это. Убеди меня, что мир можно спасти только добром.
— Станешь ли ты слушать? — с вымученной улыбкой спросила Крисания. — Ты окружен тьмой. Смогу ли я до тебя достучаться?