Она должна прибегать к ней, сказал епископ, только во имя Бога. И когда я вспомнил рассказ Астрид, то понял, что королева прежде всего использовала свою власть в личных интересах, когда кто-то пытался переубедить ее и уговорить быть помягче с Олавом.
Почему королева не отправилась в Гардарики, если действительно желала добра своему мужу?
Мне уже однажды показалось, что я слышал в ее голосе странные нотки. Такое же чувство возникло у меня и сейчас.
И тут мне все стало ясно и понятно. Как будто вокруг разлился солнечный свет. Мне показалось, что я понял, в чем тут дело. И почему Астрид начала свое повествование с рассказа о норнах, которые пряли нити ее судьбы.
Но тут пришла Гуннхильд и позвала меня — Астрид хотела продолжить рассказ.
Вскоре все мы собрались в палатах.
— В ту осень ко мне приехал епископ Сигурд и еще несколько саксонских священников. Епископ почти ничего не рассказывал о поездке в Саксонию. Урван назначил Сигурда епископом Скары, ведь у нас не было ни одного епископа, в то время как в Норвегии помимо Гримкеля был еще один.
Мы с Сигурдом очень радовались нашей встрече, тем более что со времени нашего расставания у нас было мало радостей. Сигурд расспрашивал меня о конунге Олаве, и я честно все ему рассказывала, даже то, что слышала от Сигвата.
— Тебе следовало отправиться с Олавом в Гардарики, — сказал епископ.
— И продолжить соревнование с Тормодом Скальдом Черных Бровей? Неужели ты думаешь, что из этого могло получиться что-нибудь хорошее?
— Скальд все время подстрекал конунга. И ты была просто обязана остаться.
— Я не скальд, — возразила я. — И я не могу слагать висы.
— Еще не поздно, — ответил епископ, как будто не слышал моих слов, — ты еще можешь отправиться в Гардарики вслед за Олавом.
Я подумала над этим предложением. Но не нашла его разумным. И уж во всяком случае я не могла пуститься в путешествие раньше весны.
Но в конце зимы до нас дошли слухи, что конунг собирается вернуться в Норвегию. Люди, побывавшие в Гардарики, передали, что Олав узнал о смерти Хакона ярла и готов вновь бороться за победу.
Весной к нам приехал гонец с известием, что Олав в Свитьоде.
Я тут же поехала туда и взяла с собой Ульвхильд. Со мной отправился епископ Сигурд и несколько саксонских священников.
Конунг хорошо меня принял, но дал понять, что не очень рад приезду епископа. Он спросил, зачем Сигурд приехал в Свитьод. Епископ ответил, что прибыл по поручению архиепископа.
Вскоре я заметила, что Олав очень изменился.
Он был совершенно уверен в победе. Вокруг все время толпились скальды и дружинники, которые восхваляли его заслуги. И Тормод стал теперь главным советчиком. Не знаю, было ли на то желание конунга, но дружинники стояли возле него кольцом, через которое я не могла пробиться.
Конунг Олав пробыл в Свитьоде больше месяца. Наконец нам с епископом Сигурдом удалось с ним поговорить. И это было не так просто.
Олав говорил о короле Карле Магнусе и о том, что ему во сне явился Олав Трюгвассон и приказал вернуться в Норвегию. Он сказал Олаву, что на этот раз его ждет победа во имя Господа.
— Ты забыл, наверное, что Норвегия уже давно крещена, — сказал епископ.
Конунг замолчал, он был удивлен. Ведь он привык к разговорам о том, что Норвегию надо завоевать во имя Иисуса.
— Да, ты прав, — в замешательстве ответил конунг.
— И ты по-прежнему опоясан тем же мечом, — продолжил Сигурд, указывая на Бэсинг.
— Да, это добрый меч.
— Ты уверен, что во сне тебе явился Олав Трюгвассон, а не Олав Альв Гейрстадира? — продолжил епископ.
Король ничего не ответил, но очень разозлился.
— А ты собираешься нарисовать на своем шлеме змея, как сделал это перед битвой у Несьяра, когда одержал победу над Свейном ярлом?
Я увидела, что конунг сдерживается из последних сил.
— Нет, — коротко ответил он.
— А почему нет, если ты по-прежнему опоясываешься этим мечом?
Олав взорвался:
— Я не нуждаюсь в нравоучениях!
— Конунг Олав, — серьезно ответил епископ, — я желаю тебе добра.
Король промолчал. Уже давно никто не осмеливался ему возражать. И я поняла, что сейчас Олав борется с собой и с епископом.
— Ну хорошо, говори дальше, епископ, — наконец сказал Олав.
— Сын мой, — мягко спросил Сигурд, — зачем ты вернулся в Норвегию?
— Чтобы вернуть страну, которую даровал мне Бог.
— Бог дал. Бог и взял! На все воля Божья. И ты считаешь себя в праве проливать людскую кровь, потому что однажды Бог дал тебе страну, а потом забрал ее?
— Во всяком случае, Норвегия принадлежит мне по праву. Это мое наследство.
— Да, я помню, ты говорил, что это право дало тебе родство с языческими богами.
— Ты помнишь правильно, — ответил Олав. — Я должен завоевать страну. Отвоевать ее. И тогда ты, епископ Сигурд, или даже сам архиепископ, можете помазать меня на трон и благословить мое языческое право на норвежский трон!
Я вмешалась в беседу:
— Ты хочешь поступить в соответствии со старым советом епископа Сигурда? Он сказал тебе много лет назад, что для освящения языческого алтаря надо высечь на нем крест.
— Да, именно так. — кивнул Олав. — И если меня помажут на царствование в Норвегии, я стану истинным орудием Бога.
— Истинным орудием Бога может стать только тот, кто готов отдать за него жизнь, — возразил епископ.
Но я снова вмешалась:
— Твой меч, Бэсинг, разве не пора епископу освятить его?
— Да, конечно, — поддержал меня епископ. — Я должен изгнать из него языческих духов во имя Господа нашего.
Тут конунг Олав вскочил на ноги:
— Никогда!
Олав направился на север, в Трондхейм, и вместе с ним, как это ни странно, поехал Сигурд.
Мне удалось испросить у конунга Эмунда милости для Олава. Эмунд послал с ним дружину из четырех сотен воинов. Кроме того, он разрешил Олаву взять с собой тех свеев, кто по доброй воле захочет отправиться в поход.
В Норвегии к войску Олава присоединились еще несколько сотен дружинников. И еще двести прибыли из Гардарики.
Я ничего не знала о конунге, пока из Норвегии не вернулся епископ Сигурд. Одновременно с ним в Свитьод приехали многие воины.
От епископа я узнала о смерти Олава. И именно он рассказал мне о последнем походе конунга.
Когда Олав пришел в Норвегию, у него было громадное войско — более четырех тысяч. Но многие из них были разбойники, которые хотели поживиться легкой добычей. И далеко не все были христианами.
Сигват Скальд сказал в поминальной драпе об Олаве об этом так:
Конунг Олав был уверен в победе, рассказывал епископ. Но его слишком не любили в Норвегии. Почти каждый взрослый мужчина в Трондхейме выступил против Олава. По всей стране люди собирались, чтобы сразиться с конунгом.
Битва произошла при Вердале. Предводителями войска, выступившего против Олава были Турир Собака и Кальв Арнассон. Конунг был убит своим же копьем, которое Турир Собака достал из тела Асбьёрна Сигурдссона. И убил Олава тоже Турир.
Таким образом отомстили за себя Эрлинг Скьяльгссон, Асбьёрн Сигурдссон, Турир Эльвирссон и многие другие.
— Кто живет с мечом, от меча и погибнет, — грустно сказал епископ Сигурд. — И это было знамением Божьим, что Олаву было суждено погибнуть от собственного копья. Он был сражен собственной жаждой мести.
Епископ очень грустил о конунге. Единственным утешением было то, что в разгар битвы, перед самой гибелью, Олав отбросил меч в сторону.
Вскоре после гибели конунга епископ отправился в Вексье, где приняли мученическую смерть трое священников. Он хотел помолиться за спасение души Олава.