— Отлично, сэр! Тиллитц, Пармеле! Отдать швартовы вдоль всего судна! Дрофо, подготовить червей! Спарвин, курс наклонно по азимуту, пока не преодолеем отмель Брэкнока! Море спокойно, ветер слабый. Сегодня мы будем ужинать при свете фонарей на юте, в то время как наши гигантские черви, управляемые Кугелем и Ланквайлером, помчат нас сквозь тьму!
Прошло три дня, за которые Кугель в полной мере овладел азами ремесла червевода. Дрофо в своих замечаниях высказывал множество ценных теоретических сведений.
— Для червевода, — поучал Дрофо, — день и ночь, вода, воздух и морская пена — лишь едва отличающиеся друг от друга аспекты окружающей среды, чьи параметры определяются величием моря и темпом червя.
— Позвольте задать вопрос, — вмешался Кугель. — А когда же мне спать?
— Спать? Когда умрёшь, тогда и выспишься всласть. А до этого прискорбного события надо беречь каждую крупицу сознательного существования; это единственная вещь, достойная упоминания. Кто знает, когда потухнет солнце? Даже черви, которые обыкновенно фаталистичны и непостижимы, подают тревожные знаки. Как раз сегодня утром на рассвете я видел, как солнце задрожало над горизонтом и качнулось назад, точно в бессилии. Потом оно сильно и странно запульсировало и только после этого смогло подняться на небо. Однажды утром мы будем в ожидании глядеть на восток, но солнце не взойдёт. Тогда ты сможешь спать сколько душе угодно.
Кугель научился применять шестнадцать инструментов и узнал много нового о психологии червей. Тимп, клещи-двуустки, пуст и налёт стали его самыми ненавистными врагами; а закупорки — главной неприятностью, требующей подводного использования расширителя, лекарств и шланга. Почему-то всякий раз, как закупорка бывала устранена, он оказывался как раз на пути извержения.
Дрофо проводил много времени на носу корабля, глядя на море. Время от времени Сольдинк или госпожа Сольдинк подходили к нему, чтобы поговорить; иногда Мидре, Салассер и Табазинт, поодиночке или все вместе, присоединялись к главному червеводу, чтобы почтительно выслушать его мнение. По лукавому совету капитана Баунта они уговорили Дрофо сыграть на флейте.
— Ложная скромность не пристала червеводу, — сказал Дрофо.
Он сыграл и одновременно сплясал три хорнпайпа и сальтарелло.
Казалось, Дрофо совершенно не обращал внимания ни на червей, ни на червеводов, но эта невнимательность была обманчивой. Однажды Ланквайлер совершенно забыл положить приманку в корзины, висевшие в восьми футах впереди от его червей; в результате они ослабили тягу, тогда как черви Кугеля, в корзины которых приманка, как и следовало, была положена, плыли весьма усердно, так что «Галанте» начала медленно поворачивать к западу по большой дуге, несмотря на все усилия рулевого.
Дрофо, вызванный с носа, вмиг догадался, в чем проблема, и обнаружил Ланквайлера мирно спящим в укромном уголке за камбузом.
Дрофо ткнул Ланквайлера носком своего ботинка.
— Будь столь любезен, встань. Ты не положил своим червям приманки, и из-за этого корабль сбился с курса.
Ланквайлер смущённо поднял взгляд; его чёрные волосы были всклокочены, а глаза отчаянно косили.
— Ах, да, — пробормотал он. — Приманка! Это совершенно вылетело у меня из головы, и боюсь, что я задремал.
— Я удивлён, что ты можешь так крепко спать, в то время как твои черви замедляют ход! — загремел Дрофо. — Хороший червевод все время начеку. Он должен уметь почувствовать малейшее нарушение и мгновенно определить его причину.
— Да-да, — залепетал Ланквайлер. — Теперь я понимаю свою ошибку. «Почувствовать нарушение», «определить причину». Я запишу, чтобы не забыть.
— Более того, — продолжил Дрофо. — Я заметил опасный случай тимпа у твоего пристяжного, и ты должен приложить все усилия к тому, чтобы вылечить его.
— Разумеется, сэр! Я сделаю все сейчас же; нет, даже ещё быстрее!
Ланквайлер с трудом поднялся, широко зевая и прикрывая рот ладонью, и поплёлся к своим червям.
В тот же день Кугель случайно подслушал разговор Дрофо с капитаном Баунтом.
— Завтра днём, — сказал Дрофо, — мы попробуем ветра. Это будет полезно для червей — они ещё не вошли в полную силу, и я не вижу причины подгонять их.
— Верно, верно, — согласился капитан. — Как вам нравятся ваши червеводы?
— В наше время никто не заслуживает отличной оценки, — фыркнул Дрофо. — Ланквайлер — тупица и копуша. Кугелю не хватает опыта; кроме того, он растрачивает энергию на то, что бы красоваться перед девушками. Он работает по минимуму и ненавидит воду с пылом кота— гидрофоба.
— Но его черви кажутся вполне ухоженными.
Дрофо пренебрежительно покачал головой.
— Кугель делает правильные вещи из неправильных побуждений. Из-за своей лени он никогда не перекармливает животных и не кладёт лишнего количества приманки; его черви не слишком-то жиреют. Он так не переносит возню с тимпом и налётом, что искореняет их первые же проявления.
— Но в таком случае его работа кажется вполне удовлетворительной.
— Только на взгляд непрофессионала! Для червевода стиль и гармония — это все!
— Да, у вас свои проблемы, у меня — свои.
— Почему? Я думал, все идёт гладко.
— До некоторой степени. Как вы, возможно, знаете, госпожа Сольдинк — женщина сильной и непоколебимой воли.
— Я предполагал что-то в этом роде.
— Сегодня за обедом я упомянул, что мы находимся в двух-трех днях пути к северо-востоку от Лаусикаа.
— Я сам сказал бы точно так же, судя по морю, — кивнул Дрофо. — Это занятный остров. Червевод Пулк живёт в Помподуросе.
— Вы знакомы с Пафниссианскими Ваннами?
— Не лично. Я знаю, что женщины купаются в этих источниках, чтобы вернуть себе утраченную молодость и красоту.
— Совершенно верно. Госпожа Сольдинк, вне всякого сомнения, достойная женщина.
— Во всех отношениях. Она строга в своих принципах, непреклонна в добродетели и ни за что не потерпит несправедливости.
— Борк называет её упрямой, твердолобой и вздорной, но это не совсем одно и то же.
— Язык Борка, по крайней мере, обладает достоинством краткости, — заметил Дрофо.
— В любом случае, госпожа Сольдинк немолода и некрасива. На самом деле она низенькая и толстая. У неё выдающаяся челюсть и чёрные усики. Она, несомненно, благородная дама, и у неё сильный характер, поэтому Сольдинк подчиняется ей. Теперь, поскольку госпожа Сольдинк пожелала искупаться в Пафниссианских источниках, нам волей-неволей придётся отправиться на Лаусикаа.
— Это в моих интересах, — обрадовался Дрофо. — В Помподуросе я найму червевода Пулка и уволю кого-нибудь — либо Кугеля, либо Ланквайлера, и пускай тогда он, как хочет, так и добирается до континента.
— Неплохая идея, если только Пулк все ещё живёт в Помподуросе.
— Он действительно сейчас там и с большим удовольствием вернётся к работе.
— В этом случае половина ваших проблем решена. Кого вы высадите на берег — Кугеля или Ланквайлера?
— Я ещё не решил. Это будет зависеть от червей.
Двоица удалилась, оставив Кугеля размышлять об услышанном. Получалось, что, по крайней мере, до тех пор, пока «Галанте» не покинет Лаусикаа, ему придётся не только работать в полную силу, но и умерить своё внимание к дочерям Сольдинка.
Кугель немедленно отыскал скрёбки и удалил со своих червей все следы налёта, затем начистил их жабры так, что они засияли серебристо-розовым.
Ланквайлер тем временем осмотрел своего пристяжного червя, у которого тимп развился уже гораздо сильнее. Ночью он выкрасил его шишки синей краской, а затем, пока Кугель дремал, провёл своего пристяжного вокруг судна и заменил его на отличного пристяжного Кугеля, которого привязал на положенное место со своей стороны. Ланквайлер покрасил его шишки жёлтым и поздравил себя с тем, что так удачно избежал утомительной работы.
Утром Кугель с изумлением обнаружил внезапное ухудшение своего червя.
Проходивший мимо Дрофо крикнул Кугелю: