— Каждая насыпь, возвышающаяся на этой равнине, представляет собой древний город, ныне разрушенный и покрытый пылью времён. Когда мне выпадает часок-другой досуга, я частенько хожу раскапывать какой-нибудь новый курган и нередко нахожу что-нибудь интересненькое. Вот этот поднос, к примеру, я обнаружил на одиннадцатой стадии города Челопсика, и он сделан из корфума, инкрустированного окаменевшими ляками. Моих знаний не хватает, чтобы прочесть эти руны, но, похоже, здесь записана какая-то детская песенка. А этот нож ещё старше, я нашёл его в подземельях под городом, который назвал Арадом, хотя его подлинное имя давно забыто.
— Как интересно! — восхитился Кугель. — А вам когда-нибудь удавалось отыскать клад или драгоценные камни?
Нисбет пожал плечами.
— Каждый из этих предметов бесценен — как уникальное воспоминание. Но теперь, когда солнце вот-вот потухнет, кто даст за них хорошую цену? Бутылка доброго вина и та полезней. К слову говоря, я предлагаю, чтобы мы, как знатные вельможи, направились в гостиную, где я откупорю бутылочку выдержанного вина, и мы сможем погреть косточки у очага.
— Здравая мысль! — объявил Кугель. Он последовал за Нисбетом в комнату, заставленную разномастными стульями, диванами, столами, на которых громоздились бесчисленные диковины.
Нисбет налил вино из глиняной бутыли, которая, судя по покрывавшему её радужному налёту, была немыслимо древней. Кугель осторожно пригубил вино, обнаружив, что оно густое и крепкое и благоухает странными ароматами.
— Замечательное вино! — заявил Кугель.
— У вас неплохой вкус, — одобрил его Нисбет. — Это вино из погреба виноторговца на четвёртом уровне Зей-Кембеля. Пей от души; ибо там ещё пылятся тысячи таких бутылок.
— Ваше здоровье! — Кугель опрокинул свой кубок. — При такой работе вам никакого приработка и желать не приходиться, это ясно. У вас ведь нет сыновей, которым вы могли бы передать свои знания?
— Нет. Моя жена умерла много лет назад от укуса голубой фантикулы, и я больше не захотел ни на ком жениться. — Хмыкнув, Нисбет поднялся и подкинул дров в очаг. Затем он вернулся в своё кресло и уставился в огонь. — И все-таки по ночам я часто сижу здесь, размышляя, что будет, когда я умру.
— Возможно, вам стоит взять ученика, — осторожно заметил Кугель.
Нисбет издал короткий глухой смешок.
— Это не так-то просто. Местные мальчишки начинают грезить о высоких колоннах ещё прежде, чем выучиваются плеваться как следует. Нет, я предпочёл бы общество человека, который повидал мир. Каково, кстати, ваше собственное ремесло?
Кугель сделал неопределённый жест.
— Я ещё не определился с родом деятельности. Я успел поработать червеводом, а недавно даже командовал морским судном.
— О, это очень престижная должность, — уважительно кивнул старик.
— Верно, но козни подчинённых заставили меня покинуть её.
— По илистым отмелям?
— Совершенно верно.
— Таковы превратности судьбы, — философски заметил Нисбет. — И все же у вас впереди большая часть жизни и множество свершений, тогда как, оглядываясь на собственную, уже прожитую жизнь и дела, которые совершил, я вижу, что ни одно из них нельзя назвать поистине значительным.
— Когда солнце потухнет, — пожал плечами Кугель, — все дела — и значительные, и не очень — уйдут в небытие.
Нисбет поднялся и откупорил ещё одну бутылку. Наполнив бокалы, он вернулся в своё кресло.
— Два часа пустой болтовни никогда не перевесят стоимость одного хорошего столба. Ибо я сейчас — Нисбет, добывающий камни, которому ещё надо воздвигнуть чересчур много колонн и выполнить слишком много заказов.
Они сидели в тишине, глядя на пламя. Наконец Нисбет промолвил:
— Я вижу, вы устали. Несомненно, денёк сегодня выдался не из лёгких. — Он с усилием поднялся и указал на кушетку. — Можете лечь вон там.
Утром Нисбет и Кугель позавтракали лепёшками с вареньем, принесёнными деревенскими женщинами, после чего Нисбет повёл Кугеля в каменоломню. Он показал на яму, обнажавшую огромную расселину в одном из склонов кургана.
— Старый Туствольд был городом тринадцати стадий, как вы сами можете убедиться. Люди четвёртого уровня построили храм в честь Миаматты, их Верховного Бога Богов. В этих развалинах я беру белокамень для своих нужд… Но солнце уже высоко. Скоро мужчины из деревни пойдут на свои колонны; в самом деле, вот и они.
Мужчины подходили, по двое и по трое. Кугель наблюдал, как они взбирались на колонны и устраивались на солнце. Кугель удивлённо обернулся к Нисбету.
— Зачем они так старательно сидят на своих колоннах?
— Они впитывают целительную энергию солнечных лучей, — пояснил Нисбет. — Чем выше колонна, тем чище и мощнее энергия и больше престижность места. Женщины в особенности одержимы стремлением увеличить высоту колонн, на которых сидят их мужья. Принося деньги за новый кусок камня, они хотят получить его немедленно и нещадно подгоняют меня до тех пор, пока я не выполню работу, а если уж при этом я должен помочь им опередить какого-нибудь из их соперников, то все ещё хуже.
— Странно, что у вас нет конкурентов, ведь ваше дело кажется вполне прибыльным.
— Это не так странно, если оценить ту работу, которую необходимо сделать. Камень нужно спустить из храма, обтесать, отполировать, очистить от старых надписей, дать ему новый номер и поднять его на вершину колонны. Это довольно-таки значительная работа, которая была бы невозможной без этого, — Нисбет дотронулся до пятигранного амулета, висевшего на его груди. — Его прикосновение уничтожает силу земного притяжения, и самый тяжёлый предмет поднимается в воздух.
— Поразительно! — воскликнул Кугель. — Так значит, амулет — ценная принадлежность вашего ремесла.
— Незаменимая — так будет правильней… Ба! Сюда направляется госпожа Кроульскс, чтобы побранить меня за недостаточное усердие.
Дородная женщина средних лет, с хмурым круглым лицом и рыжими курчавыми волосами, типичными для деревенских жителей, приблизилась к ним. Нисбет поприветствовал её со всей возможной любезностью, которую она пресекла решительным жестом.
— Нисбет, я должна снова выразить тебе своё недовольство! С тех пор, как я выложила свои терции, ты сначала установил новый камень Тоберску, потом Джиллинсксу. Теперь мой муж сидит в их тени, а их жёнушки вдвоём радуются моему унижению! Чем тебе не угодили мои деньги? Ты что, забыл мои подарки — хлеб и сыр, которые я прислала тебе со своей дочерью, Турголой? Что ты на это скажешь?
— Госпожа Кроульскс, позвольте мне хотя бы слово вставить! Ваш «двадцатый» уже готов, и я даже собирался уведомить об этом вашего мужа.
— Вот это хорошая новость! Ты же понимаешь моё беспокойство.
— Разумеется, но чтобы избежать недопонимания в будущем, должен сообщить вам, что как госпожа Тоберск, так и госпожа Джилинскс сделали заказы на «двадцать первые».
У госпожи Кроульскс отвисла челюсть.
— Так скоро? Вот змеюки! В таком случае мне тоже нужен «двадцать первый», и ты должен пообещать мне, что первым делом примешься за мой заказ.
Нисбет издал умоляющий стон и ухватился за свою седую бороду.
— Помилуйте, госпожа Кроульскс! У меня всего две руки, а ноги уже не так проворны, как в былые времена. Я сделаю все, что возможно; большего обещать не могу.
Госпожа Кроульскс пыхтела ещё минут пять, а потом в крайнем раздражении собралась уходить, но Нисбет окликнул её.
— Госпожа Кроульскс, не могли бы вы оказать мне небольшую услугу. Моему другу Кугелю необходимо хорошенько выстирать, вычистить и заштопать одежду, чтобы все было в лучшем виде. Могу я возложить эту задачу на вас?
— Ну конечно же! Только попросите! Где вещи?
Кугель вытащил испачканную одежду, и госпожа Кроульскс вернулась в деревню.