Старушка подвинула к себе плошку с едой. Поковырялась в остывшей пище, подвигала челюстями так, как будто что-то жует. Сэм и Рутти слушали тихо-тихо, боялись ее перебить.
— Тишина наступила такая… невиданная… прислушаешься — и ничего. Нету в лесу и на болоте ни зверья, ни букашки. И даже листья не шевелются на деревьях. Ветер такой, что с ног валит, а деревья застряли неподвижно и даж листок не пошевелится… Звуков не стало. Воду несу — капля падает без звука, дверь открываю — дверь не скрипит. Я водицу принесла, стала милого отпаивать, а он так и горит весь, так и горит. Вода стала какая-то бесцветная, неживая. Никогда воды такой не было: пьешь, а вкуса не чувствуешь. Он потом мне объяснял, что магия — она как энергия, действует на какие-то центры в мозгу человека. Да я в этом и не разбираюсь, поняла только, что удар получился, как кувалдой по незащищенной башке. Все его магические штучки: защитные заклинания, компасы и ловушки смело в единый миг. И если бы не Искусство, я бы его совсем потеряла. А кто знает, может, так и лучше было бы… Мне ведь его отхаживать долго пришлось. Полтора дня был вообще у смерти в когтях, потом еще десять дней к нему сознание не возвращалось. А когда вернулось… Он же в час один стал беспомощным, слабым, наивным, даже слепым каким-то. Как-то говорит, мол, весь мир стал серым. Почему серым? Спросила я. А он в ответ… Раньше я весь мир другим глазом видел. И виделось мне все по-другому. Не могу никак привыкнуть. Он у меня так еще месячишко провалялся, пока не окреп. А потом взял посох в руки и ушел… Я ить его пускать не хатела… я грудью на порог бросилась, мол, не покидай меня, любимый. А он грит, мол, тоскливо мне, все равно уйду. Знаешь, тому кто владеет Силой жить с человеком, владеющим Искусством можно, а вот человеку, Силу потерявшему, никак… Сказал. И пошел. Дык я и не держала его, как могла бы, сама видела… Я ведь старалась, да нет-нет, что-то из моего Искусства и проявиться, а ему это, как ножом в печень. Он повернулся и говорит, мол, нет, я точно помню, что он сказал: «Магия не могла исчезнуть бесследно. Я верну ее в наш мир», — и больше я голубу мою не видала.
Матушка Кво задумалась. Потом по щеке ее пробежала слезинка, которую старушка тут же смахнула не слишком чистым рукавом.
— Э-э-э, да что там…
— Простите, Матушка Кво, но почему тогда ваше Искусство осталось? Если исчезла магия, а все маги лишились своей силы… — не удержался Сэм.
— Этот вопрос не ко мне, юноша, помню, Вотруг долго над этим голову ломал. Я, по его просьбе, даже заклинания произносила, но магия не вызывалась, а вот все, что я делала своим Искусством — работало. Вотруг считал, что магия исходила в наш мир от импетариума, а Искусство было даром богов. Так ли это, я не знаю, да и проверить не имела возможности. Вотруг же ушел, так и не разобравшись. Дело в том, что он еще много говорил про это, я все и не упомню. Да и не надо, наверное. Не думаю, что кто-то мог точно знать, что произошло на самом деле.
Матушка Кво встала из-за стола, потом отвесила поклон Рутти.
— Спасибо, сынок, что помнишь и чтишь традиции.
Потом поклонилась Сэму.
— И тебе спасибо, сынок, что меня уважил, такое вспомнить дал… спасибо. А сейчас, гости мои дорогие, на печку спать ступайте, а я по болоту поброжу, может, чего интересного разгляжу. Не бойтесь, скотинке вашей есть кину, да и вас разбудить не забуду. Через болота моей тропой пойдете. В аккурат вовремя поспеете.
Кто знает, было ли в еде или питье какое зелье сонное, но наши добры молодцы позасыпали сразу же, как только на постель улеглись. Проснулись они ранним утром, когда солнце еще не встало и под сенью болотных дерев было темновато. Матушка Кво уже ждала гостей к столу, на котором стояла совершенно свежая еда, любимая Рутти каша из сборных семян и выпеченные рогалики с ореховой начинкой — детское лакомство Сэма. Отдельно возвышалась россыпь свежайших утренних ягод, с которых и роса не спела сойти.