Над ним, согнувшись, возвышался тот рыжий здоровенный мужик, который требовал пить за свое здоровье, когда они только заходили в трактир. Одной рукой он все также держал пивную кружку, из которой, при каждом его пьяном покачивание, выплескивался самогон, распространяя по комнате, и без того провонявшей всякой гадостью, сивушный дух. Вторую же свою лапу он держал на пылающих ягодицах парнишки, жамкая их с явным удовольствием. Сразу становилось понятно, что звук шлепка был не от пощечины.
— Вот так я учу строптивых девок! — проревел бугай, комментируя свои действия. — Ты, дура, давай сюда платье, негоже моей новой подружке трясти тут перед всеми своими прелестями! — и заржал, расплескивая самогон.
Вокруг, обхватив себя руками, всхлипывая и икая, вторили ему дружки.
Слова эти, по всей видимости, относились все к той же востроглазенькой девчонке, которая совсем недавно флиртовала с Корром.
Девушка стояла здесь же, вжавшись в стену между столами. Зареванная и простоволосая, она протягивала рыжему верзиле свое платье, которое, к этому времени, уже успела снять. Сама же, оставшись только в тонкой рубашке и нижних юбках, прикрывалась косыночкой, снятой с головы, стараясь натянуть явно не предназначенный для этого кусочек кружевной ткани и на голые плечи, и на почти обнажившуюся грудь.
Папаша Лайсо тоже находился здесь. Его руки были заломлены назад, отчего он стоял наклонившись и высокий колпак, свесившись вперед, закрывал ему весь обзор. Он то и дело вскидывал голову, пытаясь смахнуть его, и глухо бубнил — то прося, то уговаривая, то угрожая префектурой, своим обидчикам.
Два борова, которые держали ему руки, не слушая его, внимали своему главарю.
Тут один из услужливых пьянчуг, передал платье Рыжему. Он же, отпустив мальчишку, освободившейся дланью ухватил тряпку и снисходительно, с похабной ухмылкой, пообещал девчонке:
— Не реви, дура, в следующий раз я и тебя оприходую, с такими-то сиськами! А сегодня придется тебе моими парнями довольствоваться! — чем вызвал очередной взрыв хохота и одобрительные крики.
В этот момент и слетело с наших приятелей минутное оцепенение. Они угрожающе двинулись вперед по проходу, вынимая прихваченные мечи и кинжалы из ножен.
Впереди шел принц, а Тай с Вороном по бокам от него в пол оборота, привычно прикрывая спину.
Подойдя к пьяному верзиле и сдвинув в сторону вздрагивающего эльфенка, Виктор откинул волосы с виска:
— Отпусти мальчика, — спокойно сказал он и, ожидая ответа, твердо посмотрел тому в лицо.
Это было нелегко, если честно. Насколько не высок был парень, громила возвышался над ним, чуть ли, не на целую голову.
Опустив мутный взгляд, рыжий попытался сфокусироваться на стоящем перед ним человеке и недоуменно протянул:
— Чё-ё?! — было понятно, что этот похабник даже уразуметь не может, что ему кто-то пытается указывать.
— Я приказал тебе, отпустить парнишку, — также спокойно повторил Вик.
Тут, к великану проскользнул щупленький мужичок, который был не так сильно пьян, как остальные, или возможно, просто посообразительнее. Он встал на цыпочки и зашептал что-то тому на ухо. Были слышны только отдельные слова:
— Принц… тату… префектура… граф… не надо бы…
Детина послушал, послушал, потом еще раз попытался разглядеть стоящего перед собой, но опять, по всей видимости, неудачно. И поняв спьяну только то, что этот человек, имеет что-то против него — взбесился. С рыком, одним взмахом руки отшвырнув от себя и мужичонку и мальчика, завопил:
— Хр-р-р! Срать я хотел на прынца! Клянусь яйцами Светлого, я сам себе здеся прынц! — занося, в замахе, тяжелую глиняную кружку, обливая и себя и все вокруг вонючим самогоном.
В этот момент молниеносно, одним гибким пружинистым движением, вперед выдвинулся Тай, загораживая собой Виктора. А, оказавшись между принцем и верзилой, в следующее мгновение он уже пропарывал нападавшему брюхо.
От того, что противники стояли очень близко друг к другу, он не воспользовался мечом, а левой рукой, вооруженной кинжалом, ударил снизу, прямо в вывалившееся из штанов животище пьяного детины. А своим, тоже немалым весом, попытался оттолкнуть рыжего в сторону.
Впрочем, ему это не особенно удалось.
А вот кинжал сделал свое дело — по зале сразу же поплыл запах тухлятины и свежих испражнений, перекрывая и перегар, и сивушную вонь, и дух застарелого пота, что до этого тяжким облаком заполняли комнату.