Но останавливать приехавших господ они, все же не решились.
Принц с Вороном были уже там — их лошади, с наброшенными на коновязь поводьями, топтались во дворе.
Сам дом, как и все остальные в этой богатой деревне, выглядел добротным и ухоженным — с высоким крыльцом, резными наличниками на окнах и аккуратно побеленными яблонями, набивающими розовые бутоны в палисаднике.
Меж теми яблонями, прямо на молодой траве, лежала толстенная баба в ярких юбках и голосила не умолкая. Это ее крики и подняли панику по всей деревне, и на ее зов они прилетели сюда. Она и сейчас не унималась и, держась за обширную грудь, продолжала взывать:
— Люди добрые-е!!! Это что же деется-то на белом свете-е?!! Помогите мне-е!!! Ох, Розаночка — деточка моя-я! Ой, Гречушка да Радушка — кровиночки мои-и!!! — с подвывом рыдала она, а две молоденькие девушки, сидя около нее на коленях и тихо плача, обмахивали бабу передниками.
Рядом с ними на траве сидел мужик со всклоченной бородой и налитым кровью лицом, беззвучно и широко открывавший рот, будто воздуха ему не хватало.
Возле него нашелся и Корр, который в этот момент что-то бубнил и делал пассы над головой и грудью мужчины.
— Как он? — спросил его Тай, соскакивая с коня.
— Да, вроде, уже ничего… — ответил Ворон, не оборачиваясь.
Тогда Тай, не подходя к ним, направился к дому, бросив в сторону Ли:
— А ты оставайся здесь, в дом не смей заходить!
Но, не успел он дойти до крыльца, как из двери вывалился еще один мужик. Он был помоложе и бледный, но такой же всклокоченный, как и тот, над которым сейчас ворожил Корр.
Мужичок далеко не ушел — плюхнулся тут же на ступеньку, да там и остался сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько воя — жалобно так и протяжно. И только, горемычный, успел пристроиться на лестнице, как в проеме показался Вик с мутным взглядом — этот был не просто бледный, а прямо зеленый какой-то. Ни на кого, не обращая внимания, принц тихо-тихо по стеночки спустился и направился куда-то за дом.
«И правильно!» — решил Ли, оценив его состояние: «Негоже принцу блевать при всем честном сельском люде!»
Минуты ожидания тянулись долго. Во дворе ничего не менялось, если не считать лица мужика, постепенно приходившего к нормальному цвету. Видать, сказывалась ворожба Корра.
Бабища также голосила, девушки также тихо плакали и махали на нее фартуками, а народ, за забором, также волновался.
Устав ждать и решив, что про него все забыли, Лион потихонечку двинулся к крыльцу. Обойдя раскачивающегося мужичка на ступенях, он бочком протиснулся в дом… и почти сразу пожалел о своем опрометчивом поступке.
В сенях, тут же за порогом, на спине, раскидав руки, лежала молодая женщина, пригвожденная вилами к полу.
Крови было не много. Так, только возле зубьев, что впились ей в грудь, виднелись на белой рубахе небольшие пятнышки, особо не заметные среди соломинок и кусочков земли, осыпавшихся с неочищенных вил. Глаза убитой были широко открыты, их застывший взгляд, и выражение всего лица, говорили о крайнем ее изумлении в последний момент жизни.
От этой бескровной, но такой явной смерти совсем еще молодой женщины, от этих уже неживых, но еще удивленных глаз, Лиону тут же поплохело и захотелось поскорей уйти. И нет бы, ему вернуться обратно, но ноги сами понесли его дальше в дом.
А там…
Первое, что увидел Ли, ступив в комнату, была валяющаяся посреди нее разбитая глиняная статуэтка Светлого. И она, и кружевная салфетка, на которой та когда-то, стояла, и охапка бумажных цветов, служивших ей украшением — все было свалено в кучу и щедро полито чем-то красным.
Это же красное, размашистыми брызгами, было и на побеленных известью стенах, и на оконных занавесках, и на перекошенной скатерти стола.
«Как соком помидорным…» — почему-то именно эта мысль пришла в голову парня. Мозги, по ходу, начали уже отказывать и ни в какую не хотели признавать очевидного.
Из-за стола, полуприкрытые съехавшей скатеркой, высовывались чьи-то небольшие ножки в простых, с деревянными подошвами, башмачках.
Ли чуть продвинулся, что бы разглядеть получше. Но его взгляд наткнулся на маленькую девочку, может еще и грудную. Она, в ярком цветастом платьице, как брошенная тряпичная кукла, раскинув ножки и ручки, лежала чуть дальше кучи с оскверненной статуэткой Светлого… ее голова напомнила Ли о раздавленных ногой шершавых орехах…
Все перед глазами потемнело и поплыло, рот наполнился кисло-горькой слюной, а в животе вдруг взбунтовалась и полезла наверх обильная утренняя трапеза.
И ощупью, по стеночке, как давеча Вик, Ли двинулся на выход, уже не желая знать, что стряслось в этом доме… не желая смотреть, кто лежит там за столом… и даже не желая искать затерявшегося где-то Тая! В данный момент он уже вообще ничего не желал кроме одного — ему срочно надо было на воздух. На возду-ух!