Казир нашел руку колдуньи и, крепко пожав ее, сказал:
— Ребенок может бояться родиться, а мать — рожать, но никому не дано право выбирать, когда придет его черед. И у меня тоже нет выбора. Это мой единственный путь. Поэтому приготовь свой напиток, добрая волшебница, и разреши мне уйти этим путем сегодня ночью.
Казир прошел через порог сна так же, как все его проходят, совсем не заметив этого, и проснулся на берегу великой реки.
Иногда во сне слепые видят, если им удалось кое-что повидать в жизни до того, как ослепнуть. Да и кто будет сомневаться в том, что души остаются зрячими, после того как навсегда покидают свои тела. Но тело Казира не умерло. И его лишили зрения раньше, чем он успел повидать мир. Поэтому его душа, оказавшись на холодном мрачном берегу, была так же слепа, как и на земле.
Казир стоял на берегу Сонной Реки, где рос белый лен, чувствовал ледяной запах воды, слышал плеск ее металлического течения, а вдаль от него расстилались черные земли, на которых росли черные деревья, украшенные позолоченной проволокой. Казир знал о них, хотя и ничего не видел.
И вот слепец встал на колени и положил руку на прибрежную гальку.
— Куда мне идти, чтобы попасть в город демонов? — спросил Казир. И тут же почувствовал, что камешек немного потеплел с одной стороны. Поднявшись, сновидец пошел в направлении, указанном галькой, удаляясь от реки и время от времени ощупывая перед собой дорогу посохом.
Долго шел Казир. Иногда он прикасался к металлической коре на деревьях и узнавал благодаря ей, в каком направлении надо идти и сколько еще осталось до города. Он не слышал ничего, кроме шелеста ветра Нижнего Мира. Но внезапно слепой почувствовал рядом с собой клубящийся столб дыма, и чей-то голос прошептал:
— Смертный, ты слишком далеко зашел в своем сне. Я Забвение, слуга Сна. Не меня ли ты ищешь? Разреши мне обнять тебя и выпить память из кубка твоего разума. А когда ты проснешься и люди спросят твое имя, ты не сможешь его вспомнить. Подумай, что я предлагаю тебе взамен: ни преступления, совершенные тобой, ни стыд, испытанный прежде, не затуманят твое сознание, оно станет чистым, как воздух земли. Освободись от своей прежней жизни, словно от старой одежды.
Но в прошлом Казира не было ни преступлений, ни постыдных поступков, которые стоило бы забыть.
— Нет, я в тебе не нуждаюсь, — ответил Казир. — Я ищу князя Азрарна.
— Тогда иди. Если тебе суждено принадлежать ему, я не буду тебя дольше задерживать, — отозвался дымный столб.
Казир пошел дальше, но по дороге ему встретился еще один мираж. Он заговорил мягче и убедительнее, чем прежний:
— Смертный, ты зашел дальше, чем тебе полагается. Меня зовут Фантазия, дитя Сна. Не меня ли ты ищешь? Позволь мне обвить тебя и наполнить твое сознание видениями красавиц и дворцов. Попроси никогда тебя не будить, и тогда ты сможешь вечно танцевать на моих балах. Подумай, какое блаженство я предлагаю, новый мир, который гораздо лучше того, к которому ты привык.
Но Казир и сам не был чужд фантазии, поскольку плел из нее свои песни.
— Нет, ты не нужна мне, — сказал он. — Я и так знаю тебя очень хорошо. Я ищу князя Азрарна.
— Тогда ступай, — отозвалась Фантазия. — Если тебе суждено принадлежать ему, ты не можешь быть моим.
И вот Казир вышел на дорогу. Она была выложена мрамором и огорожена стройными колоннами. Прикоснувшись к ним, Казир понял, что она ведет к воротам Драхим Ванашты, города демонов.
Не успел Казир пройти и нескольких шагов по мраморной дороге, как услышал за собой страшный звук, похожий на лай волков, только еще более жуткий. Он понял, что охотничьи собаки ваздру почуяли его запах.
Но Казир не побежал и не бросился на поиски укрытия. Он остановился и обернулся назад. Юноша слышал рычание и лай, топот волшебных лошадей и звон бубенчиков на их сбруях, различал крики ваздру. Тогда Казир, повысив голос, начал петь. Душа Казира пела его красивым человеческим голосом. Неизвестно, о чем пел слепой, но охотничьи собаки остановились и улеглись на дороге, лошади опустили головы, даже князья ваздру внимательно слушали его пение, подперев руками свои бледные красивые лица.
Песня закончилась, и наступила тишина. Тогда зазвучал другой голос, не менее изумительный, чем голос Казира. Голос, который, словно лед, сковал холодом душу поэта.
— Мечтатель, ты сбился с пути, — произнес голос.