Выбрать главу

— Иди, — отпустила его Ариана. — Сходи на кухню, скажи, чтобы погрели обед на двоих. Можешь не спешить.

Йен кивнул и поспешил выполнить приказ, он чувствовал себя неуютно в присутствии этих двоих и, к тому же, ревновал. За восемь лет службы наследнице он едва ли дождался пары ласковых слов, зато потоки заботы ледяной княжны вовсю изливались на этого нового раба.

Когда за слугой закрылась дверь, Ариана облегчённо вздохнула. Они с Йеном усадили Сэйда на сундук, но стоило Ариане отвлечься на разговор со слугой, как, обернувшись, она обнаружила, что Сэйд уже стоит на коленях.

— Вижу, тебе лучше, — попыталась пошутить Ариана. Сейчас, когда этот незнакомый молодой мужчина находился в её комнате и между ними уже не было никаких эротических намерений, она почувствовала себя немного неловко.

«Тьма, зачем я его привела?..» — пронеслось в голове. Впрочем, Ариана тут же вспомнила, что выбора у неё не было. Она в самом деле не смогла бы оставить Сэйда там, где любой мог причинить ему вред.

Она присела на корточки перед наложником. Сглотнула и, чуть покраснев, осторожно отодвинула в сторону его набедренную повязку. Плеть оставила следы и на животе, но основной зоной атаки, как и ночью, стало то, что ниже. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что надсмотрщик решил довести до конца вчерашнее.

— Я сейчас вернусь, — сказала Ариана. — Принесу из спальни вчерашний эликсир и отвар из освежающих трав. Пока… — она запнулась, снова задумавшись о том, зачем всё это говорит. — Пока располагайся поудобнее. Мне… почему-то неловко, когда ты ведёшь себя со мной, как раб. Поэтому не надо меня смущать. Отдыхай. Я скажу, что делать потом.

— Да, госпожа, — тихо ответил Сэйд. Ариана отметила, что тот по-прежнему смотрит в пол. И что, в отличие от вчерашней ночи, тот так ни разу и не поднял глаз.

— Что-то не так? — спросила княжна. — Почему ты не смотришь на меня? Тебя кто-то подослал, и ты пытаешься это скрыть?

Сэйд вскинулся, мгновенно выпрямив спину, на секунду поднял взгляд на госпожу. В зрачках его читались удивление и даже какое-то непонятное, горькое веселье.

— Госпожа…

— Ариана, — поправила его наследница. Задумалась и добавила: — Хотя бы, когда мы вдвоём. Так, что не так?

— Рабам запрещается смотреть господину в глаза, пока тот не отдаст прямой приказ.

— А… — Ариана издала нервный смешок. — Кажется, ты вчера про это правило забыл.

— Простите…

— Ариана, — закончила за него наследница. — Так я разрешаю и даже приказываю смотреть на меня.

Она поднялась и поспешила в спальню, чтобы через несколько минут вернуться с обещанными эликсирами.

Всё это время Сэйд сидел на полу, однако, стоило госпоже уйти, немного расслабился. Он тоже не понимал себя. И то, что совсем недавно казалось правильным и единственно возможным, теперь смущало его и сбивало с толку.

— Вот, — Ариана бесшумно появилась в комнате и, поставив на пол снимающую воспаление мазь, протянула Сэйду то, что держала в другой руке — коричневатый напиток, налитый в высокий хрустальный стакан. — Выпей. Чуть-чуть отдохни и попробуй сам обработать повреждения. Купальня за дверью, — Ариана указала направление. — Воспользуйся ей, чтобы привести себя в порядок. Потом можешь отдохнуть или приходи ко мне. Башню не покидай.

Сэйд кивнул и неловко улыбнулся.

— Спасибо, госпожа.

— Ариана! — жёстко повторила та. Но, заметив, что невольник смотрит на неё и в глазах его притаился мягкий, счастливый свет, замолкла и улыбнулась в ответ. — Приходи, — повторила она. — Я буду ждать.

6

Оставшись в одиночестве, Сэйд какое-то время просто сидел неподвижно, пытаясь осознать всё случившееся.

В то, что он обрёл постоянную покровительницу, не слишком верилось.

Аристократки и раньше изъявляли желание взять его к себе, но Сэйду отчего-то везло на тех, кому больше нравилось подчинять, чем наслаждаться ласками. А Сэйд подчиняться не любил.

Сколько себя помнил, он был рабом. Его растили в питомнике, обучали ублажать и приносить радость. Он ничего не умел, кроме одного — быть приятным господину или госпоже. Но и с этим у него отчего-то постоянно не ладилось.

Сэйд догадывался, какие его качества вызывают в хозяевах желание причинять боль. Он не знал, почему родился таким. Почему их бесит один его взгляд, одна постановка плеч, когда он стоит перед ними на коленях. С раннего детства он то и дело получал за это розгами — за выражение глаз, за голос, которым, вроде бы, не собирался выразить ничего оскорбительного. Кажется, раздражать людей было его основным талантом, но, увы, Сэйд мог только посмеяться над собой, но никак не гордиться этой способностью. В жизни, которую он вёл, она могла принести только боль. Как правило — в буквальном смысле.