ребряные арки, вздымали копыта бронзовые кони, струились многоцветные водопады и состязались в красоте и необычайности постройки чертоги асов. Всё было, как и прежде. Разве что прибавилось дворцов и раззолоченных шпилей с указующими направление ветра фигурками. Прохожие таращились вслед, некоторые кланялись, многие приветственно махали руками, интересуясь: цверги отпустили Локи за хорошее поведение или теперь на месте Свартальвхейма красуется зияющая дымящаяся яма? Локи отшучивался, перемигивался со смазливыми асиньями. Всё-таки иногда приятно возвращаться домой, подумал Локи, останавливая Свадильфари перед расписными воротами собственного дома. Пусть его там никто не ждал, но защищённая сетью заклятий дверь с готовностью распахнулась, стоило прикоснуться к тяжелому кольцу на створке. Дом вздрогнул, оживился, зашептался, стены и двери обрадованно перекликались с окнами, столами и сундуками: «Хозяин вернулся, хозяин пришёл...». Прежде Локи жил в царских чертогах, и мог бы снова занять свои покои, но ему больше нравился обустроенный по собственному вкусу дом с тонкими рябинами у крыльца. Несколько следующих дней промелькнули в суетливой заполошности. В дверь стучались друзья и знакомые, желавшие перемолвиться словом и послушать рассказы Локи о его новых похождениях. Явились несколько дев из окружения Фрейи, ахавших, выразительно стрелявших глазками по сторонам и намекавших, как сильно они скучали в его отсутствие. Пришли Идунн и Браги с приятелями. Идунн принесла пирог с яблоками, обеспокоенно прощебетала, что Локи слишком отощал, и заметила, что шрамы вокруг рта придают ему некое мрачное очарование. Браги по-медвежьи облапил вернувшегося приятеля, взревел, что шрамы только украшают настоящего мужчину и заверил, что они никогда, никогда не сомневались в умении Локи ускользнуть из любой клетки. Потом скальд расчехлил арфу и запел. А посреди ночи они шумной и пьяной компанией вывалились из дома и отправились гулять. Что было дальше - Локи помнил смутно. Наутро у него нещадно болела голова. Чертог Одина, Валяскьяльв, стоял незыблемо и вроде бы казался целым, золотые шпили и башни устремлялись к небесам, в стенах Асгарда не зияло прорех и никто спозаранку не орал во дворе, требуя виры за кровь. Празднество по случаю возвращения Локи обошлось без жертв и разрушений. От Одина никто не явился. Похоже, Всеотец был по горло занят некими важными государственными делами, и его не слишком волновала участь побратима. А может, ему всё донесли верные соглядатаи с крыльями. Локи мельком заметил одного из воронов, то ли Хугина, то ли Мунина. Нахохлившись, огромная чёрная птица сидела на стрехе дома и мрачно лупала глазами. Освоившийся Хальф шатался по городу. Присутствие человека в Асгарде никого не удивляло - большинство воителей-эйнхериев Вальгаллы и Фолькванга были родом как раз из Мидгарда. Они несли службу на стенах и воротах Асгарда, пользовались полной свободой и вольно разгуливали по улицам. Хальф раздобыл себе крылатый шлем и доспех, отлично сойдя за одного из дружинных Одина, недавно сражённого в бою и за доблесть взятого в Асгард. Локи надеялся, инеистому великану достанет ума не задираться и не влипать в дурные истории. Вместо посланца от Всеотца прибежал слуга из Трудхейма, владения Тора-Громовержца. Любимый сынок Одина со всем почтением приглашал старшего сородича оказать ему честь и навестить его чертоги. Почему бы и нет, подумал Локи. Надо же из первых рук разузнать, что нынче творится при дворе Всеотца и откуда лучше всего нанести скрытый удар. Ибо месть Локи неотвратима, как смена времён года в Мидгарде и сходящая с горы лавина! - А можно с тобой? - спросил Хальф, прознав о приглашении. Локи удивлённо склонил голову набок: - Хочешь побывать в гостях у Тора? - Хочу увидеть легендарный золотой молот, - признался ётун. - Гляну хоть издалека - и мы в расчёте. - Ладно, - не нашёл причин отказать Локи. Трудхейм, Чертог Силы, переливался множеством огней. Стены и балки в нём насквозь пропитались запахом жарящегося мяса и дымом тысяч сгоревших сосновых поленьев, и казалось, будто дерево едва заметно светится изнутри теплым янтарным мерцанием. Тор сделался ещё громогласнее, чем помнилось Локи, и вроде как подрос на пару пальцев. Правду говорят, слава - лучшие дрожжи. Тор занимал слишком много места даже в собственном доме. Под его тяжелыми шагами скрипуче пели доски. На него обожающе таращились слуги, асиньи, лошади и охотничьи собаки, а его волосы, бывшие прежде обычного льняного оттенка, теперь отливали расплавленным золотом. Суждения Тора обо всём на свете были самоуверенными до нахальности, и стремление Локи подложить младшенькому сынку Всеотца жирную свинью сделалось почти нестерпимым. Будь у Тора жена, Локи соблазнил бы её прямо здесь, на пиру, на глазах у обалдевших гостей. Но Тор доселе успешно избегал тяжких уз брака, бодро шагая по жизни, наслаждаясь бытием аса и непринуждённо помахивая новой игрушкой. Вопреки легендам и слухам, Мьёлльнир был вовсе не золотым, но железным. Выкованный из наилучшего и наикрепчайшего цвергского металла, боевой молот с тяжелым бойком и оплетённой лосиной кожей короткой рукоятью мирно красовался на крючьях, вбитых в стену большого зала для гостей. Рядом с выставленными напоказ прочими трофеями Тора - чудовищно огромной головой снежного змея с клыками и роговой короной, сработанной из неразрушимой твердости льда ётунской секирой и бичом огненного великана. Свёрнутый в упругое кольцо бич порой начинал искриться и тихонько гудел, в точности как натопленная печка. Мьёлльнир же висел тихо и сокрушающих молний не исторгал. Локи незамедлительно пожелал узнать, сколько раз в день Тор протирает своё сокровище тряпочкой и сдувает с него пыль. Тор заржал выпущенным на заливной луг жеребцом и потащил Локи к столу. Надо отдать ему должное - Тор смутился, когда в застольной беседе зашла речь о том, что никто из асов не явился Локи на помощь и не вытащил из цвергского узилища. Громовержец отвёл ясный взгляд и пробурчал в бороду: мол, он с друзьями совсем уж вознамерился пойти на Свартальвхейм войной, да Хеймдалль не открыл им радужный мост, а Всеотец пригрозил сугубым неудовольствием. Мол, никаким цвергам никогда не сломить духа Локи. Когда ему надоест скучать за решёткой, он просочится у цвергов меж пальцев, а они даже не заметят его бегства. Но вообще он, Тор, решения отца не одобряет, потому как негоже мужу достойному бросать соратника в беде. Но сам понимаешь, ссориться с отцом ему как-то не с руки... Здорово, что Локи снова дома! Без него Асгард совсем не тот. Мёд недостаточно хмелен, посиделки не такие буйные, в ристалищах нет былого азарта, и даже небо какое-то серое, а не синее! - Сейчас расплачусь, - скривился в ответ на горячую речь Локи. - Дамы, одолжите платочек. Сьёфна и Гевьон, исподтишка толкнув друг друга локотками, немедля протянули свои, своеручно расшитые шелками и бисером. Тор сгрёб оба платка широкой лапищей, заявив, что такая ехидная злыдня, как Локи, не заслуживает девичьих подарков. Скромно державшийся в стороне Хальф прохаживался вдоль стены с боевыми трофеями Тора. Осторожно коснулся пальцем бритвенной остроты клыков в разинутой пасти снежного змея. Снял с креплений и уважительно взвесил в руках ётунскую дубину с навершием из черепа. Вернул на место и потянулся к рукояти молота. Браги как раз вздумалось потешить собрание новой драпой, оттого все головы были повёрнуты к нему. Вдохновенный скальд вещал, драпа воистину была хороша, и Локи слишком поздно заметил холодный ледяной взблеск в дальнем конце огромной горницы. А когда заметил - было поздно. Хальф схватил молот. Сеть заклятий, поддерживающих ложное обличье, лопнула изнутри и начала сползать клочьями, как облезает кожа на лице мертвеца. Явив онемевшим в ужасе гостям истинное обличье - могучего великана с кожей цвета древнего, многолетнего льда, и полыхающими багровым пламенем глазами. Ётун взревел. От силы его голоса затрепетали и погасли факелы на стенах. Испуганно, сдавленно завизжа