-- Гм, - сказал Арни, - выбираться надо. - Только куда: есть три новых прохода и один старый, из которого мы пришли. Ты как хочешь, а я предпочитаю идти посуху, а не по воде, - сказал Арни, ероша волосы. Полетели брызги. - Да и возвращаться приметы хуже не бывает.
Рагнар был с ним согласен.
-- Только вот куда? - сказал он. - Тут, если не ошибаюсь, - Рагнар стал загибать пальцы, - раз, два, три тоннеля. Куда идти?
-- Вот из этого, - стал показывать Ловкач, - вышли волкоголовые. - Арни выудил из воды чью-то мокрую волчью шкуру, скрутил, выжимая воду, и обмотал вокруг пояса, как трофей. - Ход этот наверняка ведет обратно в город, в логово этих волколаков. Вот из этого тоннеля - появились узкоглазые. Этот ход, я думаю, ведет в какое-нибудь тайное убежище колдуна. Туда нам тоже соваться не следует: кто знает, что припас для нас этот сын греха напоследок... Остается третий тоннель.
-- А собаки? - спросил Рагнар, - откуда появились собаки?
-- Вот этого я как-то не приметил, - признался Арни. Ловкач не стал говорить, что вместо собак он больше всего запомнил Храфна и его топор. - Но, видимо, они набежали тоже из города, то есть из того же тоннеля, из которого вышли волчьи шкуры...
-- А убежали куда?
-- М-м. Не знаю. Мы ж с тобой на дне прятались, забыл?
Но Рагнар ничего не забыл. Он наморщил лоб, подпер подбородок рукою, и Арни отметил про себя, что Длинноухий стал поразительно похож на ярла Хакона, размышляющего о судьбах государства. Но, конечно, об этом он Рагнару не сказал. А вместо этого спросил:
-- А кстати, почему собаки убежали? И почему не воскресли убитые? Что, блюдо потеряло часть своей силы?
Арни Ловкач практически не имел недостатков, кроме одного: он сначала говорил, а потом думал. Меж тем как надо бы совсем наоборот.
Но всего, что наговорил Арни, ему показалось мало, и он задал последний вопрос:
-- И куда девался этот дурацкий лодочник?
Рагнар выразительно посмотрел на него. Как раз в этот момент единственный кое-как чадящий еще факел, неизвестной заботливой рукой воткнутый в наваленную груду трупов на островке, зашипел, выпустил струю едкого дыма и погас.
<p>
26. Ворота Асгарда-Хеля</p>
Долго находиться в темноте нельзя. Почему? Да потому, что темнота означает отсутствие света. А отсутствие света неизбежно влечет за собой сомнение в существовании бога. Или богов... И что же тогда произойдет с нашим несчастным миром? Правильно, ничего не произойдет. Точнее, ничего не будет происходить. А вот этого как раз допустить никак нельзя...
Поэтому очутившись в темноте, Арни и Рагнар немедленно полезли искать огниво, греческий огонь, не выдохшиеся факелы - что-то, что вернуло бы их к свету, что бы этот свет, загоревшись, ни осветил. Одновременно они переругивались шепотом.
-- Как ты посмел задавать такие дурацкие вопросы? - ругал Ловкача Длинноухий. - Вот духи подземелья и разгневались. Они не любят, чтобы люди много знали.
-- Этого никто не любит, - проворчал Арни.
Обратились снова к поискам. Но как часто бывает: когда что-то настойчиво ищещь или жаждешь, это что-то в руки никак не дается. Огниво как сквозь землю провалилось.
-- Вот наказание! - в сердцах бросил Арни.
Живой как ртуть Ловкач принадлежал к тем замечательным людям, которым чувство вины совершенно не присуще. Он искренне считал, что теперь, после того, как битва выиграна, подземелье должно быть освещено сотнями факелов, ходы выстланы арабскими коврами и посыпаны цветочными лепестками - в честь его, Ловкача, ну и, может быть, немножко Длинноухого.
Но в отдалении послышался дробный мягкий топот.
Ловкач насторожился.
-- Слышишь? - спросил он Рагнара.
-- Это из тоннеля, - сказал Длинноухий, поднимая пику.
Он надавил на плечо Арни и заставил его отойти назад, прижимая к стене. Сам он отошел следом, выставляя пику перед собой.
-- Да что ж это такое! - громко и с возмущением сказал Ловкач.
-- Молчи, может, пронесет еще.
Второй рукой, свободной от копья, он нащупывал блюдо.
Но не пронесло.
Сначала в пещеру ворвался ветерок, пахнущей псиной, а затем влетела собачья армия. Кажется, псы отдали квельдульвборжцам свой долг до конца. И теперь они вернулись, подчиняясь знаку, начертанному на блюде.
Арни не мог бы сказать точно, сколько их было - тем более в темноте. Но, судя по звукам, много. Собаки бегали по берегу, шлепали по мелким местам, плавали, жрали трупы летучих мышей и грызлись между собой. Пещера наполнилась ворчаньем, хрустом, поскуливаньем, взвизгами и глухими ударами по хребту - то мертвецы Сигурда требовали от собак соблюдения субординации.
Через некоторое время привыкший к темноте Ловкач стал различать десятки - если не сотни - тусклых, но весьма свирепых огоньков - у псов глаза были зеленоватые.
Арни обеими руками схватился за свое лысое темя. Он повернулся к Рагнару, взял его за кушак, притянул к себе и, ничего не говоря, стал дышать ему в лицо. Хотя выражение лица Арни Длинноухий и не видел, но догадывался, какое оно.
-- Молчать! - сказал он Ловкачу. - Пока у нас блюдо, нам ничего не грозит.