— Странно, что леди Тордотт не осталась в Капси принимать заслуженные почести, — жена городского главы не желала выпускать намеченную жертву.
— Вы же знаете этих столичных, — Шорран состроил сочувствующую мину.
Стрела достигла цели. Не далее как осенью бургомистрша посетила бал во дворце, где местная красавица с толпой подруг сделала ей комплимент: "Какие прекрасные воланы! Ах как жаль, что они остались в прошлом сезоне. Оборки не так утонченно выглядят, но моя модистка уверена, что они больше подходят к принятым нынче фасонам. Не правда ли? О, я забыла, вы же с западного побережья? Прошу прощения, я уверена, что воланы еще долго будут в чести у вас в провинциях."
— Да-да, эти столичные, разве они разбираются в людях? Что надето на человеке волнует их больше, чем сам человек! — разразившись гневной тирадой жена бургомистра повернулась к подруге. — Дорогая, я считаю, что мы обязаны поприветствовать героиню в нашем городе.
— Разумеется, — генеральша бросила взгляд на Шоррана, чтобы убедиться — он всё правильно понял. Шорран склонил голову в знак признательности, и дамы направились к замершей недалеко от входа фигурке.
Он ушел с бала, не перемолвившись с девушкой ни словом. Пока не время. Как главный дознаватель, он может напроситься в гости — исключительно из дела, чтоб расспросить про повадки бандитов. Ему для работы нужно, верно? Пока он лишь убедился, что девушку тепло приняли в круг местной знати и уже собираются устраивать в ее честь прием.
Ожидая коня, Шорран с силой хлопнул себя перчатками по ноге. Как же он это все ненавидел. Потомки первого Шортаунского бургомистра с детства учили, что нужно уважать жизнь и благополучие всякого, хоть барона, хоть девки, веселящей матросов за три медяка. По семейной истории родоначальник бок о бок воевал с бывшими бандитами и карманниками, а город отстраивал вместе с беднотой и нищими. Вот и объясняли всем Шорранам с младых ногтей, что люди не только в каменных домах живут. Отучившись в Столичной Штудии, юный Шорран несколько поколебался в семейной вере — вращение в кругу аристократов не могло не сказаться. Но жизнь сразу же преподнесла младшему дознавателю наглядный урок.
Тогда, много лет назад, рано поутру, отправив двух малолетних карманников драить печь у тетушки Брульды, младший дознаватель Шорран принялся чинить перья, когда в приемную влетела цветочница с криком: дочь зеленщика убили. Смарт с Шорраном прибежали в подворотню, но девушка оказалась жива. Жива, но истерзана, от одежды лишь клочья остались, говорить может едва-едва. Да и что тут говорить — дело ясное, матросам стало жаль монет на веселых девок, а с утра вышли в море, и ищи их там. Если б и правда убили, можно было бы разослать депеши — убийц в команде держать не будут. А коли всего-то девку помяли, никто не выдаст.
Смарт дал цветочнице три серебряка и приказал: "Травница через два квартала, она знает, что нужно". Девушку уложили в ближайшей лавке и напоили отварами. Больше ничего Смарт сделать не мог.
Через три месяца из ратуши выходила свадебная процессия: молодец, на котором трещала белая рубаха, и чем-то знакомая юная красавица.
— Узнал? — усмехнулся Смарт. — Сын мельника все ж сосватал у зеленщика дочку. Долго ходил, даже в город переехать решился.
— Та самая? Но как же…
— Как же она вышла замуж за такого завидного жениха, когда полгорода знает, что ее матросы в подворотне валяли? А вот так, — неожиданно зло сказал Смарт. — Думаешь, простым бабам да девкам легко уберечься? То матросы, то лихие люди, то аристократишко гнилой — еще при дедушке нынешнего короля незазорно было, да и сейчас втихаря могут. У простых людей попасться дурному человеку за грех не считается, иначе и жениться было бы не на ком. Это леди — или в петлю, или в обитель. Благородные, понимаешь ли, грязи не любят. Бр-р-резгуют.
Юный Шорран лишь зубами скрипнул, принимая правоту учителя. Молодые выглядели счастливой парой.
С тех пор он многое повидал: и сына пекаря, который прибил папеньку, когда тот вздумал второй раз жениться — и молодого баронета, который сделал то же самое. И старую ворчливую, ненавидящую всех леди, которая отписала половину имущества городской лечебнице, а ее дочь в память о матери прибавила от себя еще сотню золотых. И квартал мясников, который собирал приданое дочери собрата-погорельца. И драку детей старьевщика за наследство — кучу рухляди в развалившейся лавке. И суд между сыновьями лорда соседних земель — каждый из близнецов утверждал, что появился на свет первым, и никто не соглашался порезать надел пополам. Шорран видел многое, и хоть вел себя по-разному в гостинных и в таверне, в делах для него различий не было. Вот только… дочь зеленщика счастливо замужем, а когда Шорран со Смартом вынули из петли бездыханную юную леди с синяками на запястьях, ее мать отводила глаза и говорила, что совсем не представляет, что это дочери в голову взбрело. На просьбу дать осмотреть тело она резко отказала и поджала губы.