- Ничего... Только то, что там будут иные цари, иная земля и иное небо.
Приам подумал и с надеждой взглянул на жреца.
- Может быть, наши дружины отгонят данайцев, и мы выйдем к берегам третьего моря, в погоне за врагом? И там воздвигнем иную Трою?
- Я бы не был таким уверенным в этом…
Лаокоон молча, взглядом, указал вверх.
- Смотри, царь. Видишь, как солнечные лучи прорезают окна под куполом храма? Они слишком ярки и светлы для могучего солнца. Они могут быть благословением богов, а могут быть страшным, всесожигающим оружием, как оружие наших пращуров, имена которых забыты. Это фаш-огонь. Такой жары не знала наша земля. Уже третий месяц ни одной капли дождя не выпало в стране русоголовых. Солнце выжигает землю делая её мёртвой. Так делают воины перед приходом врага, что бы урожай и селения не достались неприятелю. Ожидать надо прихода врагов, какого ещё не знала земля русоголовых, какого ещё не бывало со времён появления наших предков на этих берегах. Ибо даже наш отец-солнце сжигает наши посевы, лозы виноградные и сушит степь с её байраками и источниками вод.
- Ты думаешь, что враги вновь ступят на землю хеттов? - Приам насторожился.
- Море неспокойно, - покачал головой Лаокоон, глядя Приаму в глаза, - сегодня утром из него выползла змея, которая задушила чайку...
...из манускрипта...
«Я предрекал царю Приаму о гибели наших воинств и нашей земли. Солнце нещадно жгло землю и крестьяне боялись неурожая. Море было неспокойным и морские змеи без всякого страха выползали на песок, грелись на нём и нападали на рыбаков. Всё говорило о том, что боги насылают проклятие на наш край…
...пророчица Сивилла, за многие годы впервые вышла на свет из храма Асменя, дабы покинуть его навсегда…»
Порт внезапно взбудоражился. Люди бросали свои дела и бежали к храму, словно он в момент занялся огнём вспыхнув огромным пожаром. Многие бежали потому, что уже видели собирающийся народ, слышали крики, причитания и понимали, что происходит нечто важное.
С храма ударили сразу все одиннадцать колоколов…
Народу собралось столько, что негде было ступить ногой. Толпа падала на колени и начинала причитать, каждый на свой лад, предрекая что угодно кроме хорошего.
Сквозь эту толпу пробиралась старуха, одетая во всё белое неся на плече мешок полный каких-то свитков. За нею шли плачущие женщины и мальчики, так же одетые во всё белое. Гаруспики. Служители самого Асменя. Храмовые мальчики и их матери. А за ними брёл одетый в траурные одежды Лаокоон. Лаокоон вздымал к небу руки и призывал народ. Народ отзывался воплями и плачем, какими-то неразборчивыми причитаниями. Громче всех причитали женщины. Мужчины наблюдали за всем со стороны, стараясь не вмешиваться в происходящее. Но тоже с трудом скрывали печаль по уходящему, привычному всем, течению жизни, когда вот эта старуха направляла и их мысли, и чувства, и от неё одной зависело чему быть, а чему не миновать…
- Плачьте! Плачьте, о народ русоголовых! - словно призывал Лаокоон, - плачьте от твердыни расен до несийских городов! Плачьте на северных берегах и в степях! Плачьте на луках рек у моря! Она покинула нас! Она уходит, хранительница народа нашего, молитвеница за страну нашу!
- О Сивилла-матушка, на кого же ты покидаешь нас!? - как будто отвечали ему причитанием женщины, а Сивилла, молча и скоро двигалась дальше, не обращая ни на кого внимания, как будто просто шла на базар…
Причитания разрывались громом, смешивались с воплями и стенаниями...
- Ой, укатилось солнце ясное да за горы высокие, да за леса дремучие, да за облачка за ходячие, да за чисты звёзды за подвосточные! Покинуло нашу головушку, да со стадушком оно да со деточками, оставило нам горюшко, горе горькое на веки то вековечные… - вопили женщины.
- Горе! Горе на головы народа нашего! - разогревал Лаокоон толпу, и толпа разрывалась с новой силой. Хныканья мальчиков-гаруспиков и их матерей-жриц буквально глушили Лаокоона, не давал ему произнести даже слова. Плачу вторили стенания толпы...
Порт, взвыл настолько, что городская стража выехала туда немедленно. Складывалось впечатление, что случился бунт, или какая ни будь разбойная орда с моря надумала высадиться в Трое. После, правда, сотник узнал причину всеобщего шума и громогласья. Когда воины подъехали, они увидели, что таинственная Сивилла, оказавшаяся при обозрении сухенькой и маленькой старушкой, удалялась по дороге ведущей на север. Толпа, чуть отставая, следовала за ней, падала на колени и умоляла, взывая на все лады...
- Вернись, матушка, берегиня наша, хранительница! - в один голос выли люди, - матушка, зигзица вещая, зачем ты нас покинула, град наш осиротила!..