Защитив богатства Щупсов, Аделейд занялась досадной проблемой обеспечения продолжения женской линии семьи. И в полном соответствии традициям предков решила, что похищение и насильное удержание в плену — единственный выход.
Приняв во внимание новые пути в имение Щупсов, появившиеся благодаря железной дороге, Аделейд решительно взялась за упрочение неприступности имения и устроила так, чтобы всякий плененный шахтер и далее пребывал плененным. После одной особенно успешной ночной вылазки, в результате которой двое ничего не подозревавших парней, безмятежно удивших рыбу в реке Моуздейл, проснулись несколько часов спустя связанными, как куриные тушки, под недреманным оком двух наиболее крупных дочерей Щупс, меры предосторожности лишь усилились. На воротах появился знак, предупреждающий любого, кто попытается пробраться в Щупс-холл: «ОСТОРОЖНО! БОЙЦОВЫЕ ИСПАНСКИЕ БЫКИ!» — и, разумеется, у сурового проселка, служившего подъездной аллеей к дому, на вольной привязи паслись два проворных опасных быка. После нескольких злоключений с активным участием поднятого на рога почтальона и полным исчезновением всей корреспонденции, адресованной Щупсам, в том числе и срочной, у ворот к стене приделали почтовый ящик.
Аделейд, желая еще большей защищенности от вторжений, а также гарантий, что никто, оказавшийся на ее землях, их не покинет, пошла еще дальше. По верху каменной изгороди разместили железные зубцы, а изнутри вдоль стены к таким же зубцам прикрепили сверхтолстую колючую проволоку. На деле подобные меры оказались чуть ли не контрпродуктивными. Многовековой репутации Щупсов для усмирения местных и без того хватало, и вся эта новая оборонительная мощь вызвала острое любопытство. Люди приезжали из Бритбери и еще более дальних мест поглядеть на зубцы и удивительных черных быков, после чего, знамо дело, отправлялись домой и распускали слухи, что семейство Щупсов явно не растеряло старинных традиций.
— Небось держат у себя какого-нибудь бедолагу, — таково было общее мнение в «Гербе Моузли». — Наверняка лютый малый, раз понатыкали зубцов да накрутили колючки. Кучу денег это все стоит. Эти-то, Щупсы, — богатые, им по карману. Бог его знает, где они тех быков-то добыли.
— В Испании, знать. У них на воротах написано.
Старик у камина заулыбался.
— Положим, так и есть, — сказал он. — А я вам скажу, что они их купили в Бэрнард-Кэсле. Такие же бойцовые быки, как я.
— Я б не рискнул там шастать, — сказал другой. — Эти их девять собак пугают меня до одури. Чисто волки, а не бладхаунды, ей-ей.
Эти слухи дошли до Аделейд. Они ее не волновали. Волновало ее богатство, какого никогда в семье не было, накопленное в последнее время, и то действие, кое оно производило на сестер. Двое невезучих рыбаков протянули в имении Щупсов один сезон, и удалась им всего только ложная беременность. Постоянное хождение под окнами ражих шахтеров нервировало и дам Щупс, и привязанных быков. Первые целыми днями алкали замужества. Вторые тоже алкали консуммации, только неведомо какой.
Через несколько лет нереализованных желаний Аделейд наконец позволила младшим Щупс шагнуть в открытый мир с достаточными средствами, чтобы обеспечить им доселе не освоенный образ жизни. Быков она при этом благоразумно оставила на привязи.
Освобожденные из заточения в Щупс-холле и от власти Аделейд девушки Щупс стремительно обрели мужей, не ведавших об истории Щупсов, и расселились по городам и имениям Южной Англии. К началу Первой мировой войны Аделейд вынудила главного бухгалтера жениться на себе, пригрозив сдать его с потрохами за ведение паленой бухгалтерии. Через год она родила — себе на радость и всем на удивление — дочку. К тому времени чокнутая тетка Беатрис преставилась, и Аделейд, желавшая как-то все это отметить, полностью преобразила интерьеры Щупс-холла, но фасад сохранила традиционно угрюмым. Меблировка, сильно отстававшая от времени, теперь его нагнала. Аделейд отремонтировала и обставила дом в самом современном стиле, предварительно выяснив, что все это переоснащение можно списать как деловые расходы. Лишь грубые деревянные столы и скамьи в кухне и комнате под названием «кабинет» остались прежними. Как раз в кабинете и велись все дела — Аделейд своих богатств никак не собиралась афишировать. Для пущей безопасности большую часть золота, на которое обменивались полученные барыши, она спрятала в могилу, выкопанную глубже необходимого и заваленную землей, под каменным полом древней часовни, о коей не известно было никому, кроме нее и преподобного Николаса Щупса, а того никогда не выпускали с территории, и он потому не считался. В любом случае, копка могилы для золота так сильно сорвала ему спину, а сам он был до того стар, что проводил почти все время в постели и уйти никуда не мог, даже если б ему позволили.