Если бы не Руфь, Соланж наверняка могли бы принять за жрицу любви, обслуживающую моряков и докеров. Кое-кто из этой братии пытался завязать знакомство, но Соланж презрительно отвергала всякие поползновения.
Позже, когда на улицах появлялось больше белых лиц, Соланж с девочкой проводили время в кафе: там, угощаясь кофе с пирожными, политыми тупеловым[11] мёдом, Руфь болтала с каждым встречным и поперечным.
Ко времени их возвращения домой о присутствии Огюстена напоминали лишь грязные тарелки, оставшиеся от завтрака, и запах табака. Соланж меняла прогулочное платье и переодевала Руфь к мессе. Однажды она посетила утреннюю службу в половине седьмого утра, на которую ходили извозчики, грузчики и прачки. Тот самый ирландец подошел к Соланж и без всяких извинений поинтересовался, как она «поживает» в «Новом Свете», и имел наглость представить ей «своего брата Эндрю O'Xapa и Марту, его супругу». Несмотря на ледяное молчание Соланж, этот человек позволял себе развивать их краткое знакомство на борту. После этого миссис Форнье со своей служанкой ходили на более позднюю службу. Если в 6.30 была месса для ирландцев, то в 10.30 — для светского общества. Соланж не повторяла ошибку О’Хары, вежливо кивая только в том случае, если кто-нибудь кивал ей, а после службы, в притворе, она старалась заняться служебником или чётками, пока знакомые приветствовали друг друга, шумно щебеча, как было принято в Саванне. Когда утончённые дамы отпускали в адрес Руфи благосклонные замечания, она приседала со словами: «Спасибо, госпожа», — а Соланж с улыбкой взирала на неё, стоя поодаль.
После службы господа садились в повозки, чтобы проехать четверть мили до Бэй-стрит. Соланж и Руфь шли пешком, неспешно прогуливаясь по бульвару среди более преуспевших горожан. Если бы не расовые предрассудки, Соланж могла бы выглядеть гувернанткой для Руфи, которая по дороге указывает на тот или иной предмет, представляющий интерес в целях обучения.
Дамы, которых Соланж не замечала, в свою очередь, игнорировали её, предпочитая посудачить о скандальных слухах и алчно предвкушая новые скандалы. Они особенно интересовались такими делами, в свете которых превозносились их достоинства.
После прогулки все разъезжались по домам, где ужин и непродолжительный сон подкрепляли их перед званым вечером.
Соланж с Руфью возвращались домой и уже никуда не выходили. Соланж не переставала мучить тревога. (Что делать, если Банк Франции подведёт? А вдруг драгоценный документ утонул в бурных водах Атлантики?) И хотя она никогда не прикидывала, сколько может стоить Руфь, но понимала, что продажа девочки способна принести больше, чем заработок Огюстена за несколько месяцев. Каждый день наслаивался новым беспокойством на глухой тревожный фон. Сколько же придётся ещё ждать, прежде чем можно будет начать жить?
Сентиментальные романы, которые занимали её в Кап-Франсе, стали выводить Соланж из терпения. Чтобы лучше понимать по-английски, она стала читать вслух Вордсворта, пока не споткнулась на строке: «Излей на лист дыхание души»[12], от которой они с Руфью весело рассмеялись.
Пасмурным апрельским днём, когда не причалило ни одно судно и часы тянулись медленнее, чем могла выдержать Соланж, она решила посмотреть, где работает муж.
Большинство зданий на Бэй-стрит были из кирпича, но сохранилось и несколько дощатых одно— и двухэтажных домов, переживших все пожары и ураганы. На облупившейся веранде одного из них сидел седовласый старик в сюртуке и треуголке времён революции, кивая каждому прохожему.
Магазин месье Робийяра «Л’Ансьен режим» приткнулся между аптекой и бакалеей. Когда Соланж проходила мимо, она всегда приветливо махала рукой, на случай, если кто-то смотрел наружу, но никогда не переступала порог этого дома.
На этот раз Соланж надела неброский наряд, подходящий для жены клерка, добавив ему присущего Эскарлеттам достоинства.
Руфь осталась ждать снаружи. У Соланж не было настроения пускаться в сложные объяснения, которые она, как жена клерка, должна была дать.
Она остановилась у витрины магазина полюбоваться: жаккардовый шёлк был наброшен на стул с позолотой, золотой набалдашник трости, прислонённой к стулу, был на дюйм сдвинут, обнажив смертоносную сталь шпаги. Изящные сосуды с кремами, мазями и снадобьями стояли вокруг бутылок шампанского «Вдова Клико» на фоне гирлянды красно-бело-синих флагов.
Когда Соланж ступила в полумрак магазина, в глубине прозвенел колокольчик и чей-то голос поинтересовался: не за духами ли из новой партии, распакованной только вчера, пришла мадам? Причём, заверил тот же голос, именно этот аромат обожает императрица Жозефина, когда она с придворными дамами прогуливается по Тюильри.
11
Тупеловое дерево — нисса, дерево из семейства кизилоцветных, которое хорошо растёт на переувлажнённых почвах, о чём говорит его индейское название «тупело» —
12
Fill your paper with the breathings of your heart — известная строка из «Письма жене» Уильяма Вордсворта 29 апреля 1812, которая стала девизом многих программ творческого письма.