– Многие из них скоро умрут от ран, но большинство вполне здоровы, – сообщил наш лидер. – Я намереваюсь забрать их с собой и продать, но… – тут ярл сделал многозначительную паузу. – …Их можно выкупить.
Выкупать следовало по расценкам рабовладельческого рынка в Бирке. Цен этих, понятно, не знал никто из местных жителей, но предложение было воспринято положительно.
Начался торг. Выкупали поштучно. Торговались отчаянно. Но в итоге примерно половина пленников была выкуплена. В том числе и раненые из городского ополчения, у которых был серьезный шанс выжить (тех, у кого не было, уже дорезали), оставшись дома. А к общей куче имущества присоединилась немаленькая горка серебра в изделиях и монетах и связки шкурок.
– Умен наш ярл, – шепнул Руад. – Чтобы заставить их открыть все схоронки, пришлось бы повозиться. А так все сами принесли.
Затем, когда стало ясно, что родичам оставшихся пленных больше нечем платить, Хрёрек предложил размен: голова на голову.
Я сначала не понял, в чем дело, но оказалось, что в городе имеется некоторое количество рабов-иноплеменников или попавших в кабалу за долги. Этих тоже разменяли.
В итоге от прежней группы осталось десятка два женщин и семеро крепких мужиков, которых почему-то никто выкупать не собирался.
Я спросил об этом у Руада. Оказалось, что эти – не местные. Они из дружины смывшегося Довгана.
Тот, кстати, тоже не местный. Пришел в городок со своими кметями, предложил услуги по защите, то бишь – «крышеванию». Обещал брать вдвое меньше, чем Гостомысл. И сулил невероятные барыши на свободной торговле.
Простодушные горожане ему поверили. И поплатились.
Когда обмен закончился, Хрёрек совершил варварский акт: велел отрубить Довгановым дружинникам большие пальцы левых рук. Увечье крайне неприятное: из лука этим воям больше не стрелять.
Спали мы в тепле и под крышей. Правда, донимали клопы.
Утром оказалось, что возвращаться Хрёрек намерен водным путем. Признаться, меня это обрадовало. Тащиться через лес с оравой пленников и добычей – нет, это не по мне. Проводников Гостомысла вместе с лошадьми отпустили в обратный путь, а для нашего хирда стали собирать флотилию. На городской пристани имелся только один более или менее приличный корабль – тот, что недавно принадлежал Довгану. Это был, конечно, не драккар. Трувор определил судно как… хм, судно. И с презрением констатировал, что для морского плавания оно не годится. Так, большое корыто, чтобы по рекам сплавляться.
Еще четыре судна, длинные лодки с парусом и двумя парами весел каждая, тоже не были отбракованы. Их борта «надстроили» досками, и получилось что-то вроде самоходных барж. Этого было мало: нам предстояло везти полторы сотни пленников, двадцать «элитных» девок, четыре десятка «рабочего персонала» и около трех тонн груза, в который входила наша добыча. Ну и нас самих, естественно. Причем семерым нашим, раненым, требовались определенные удобства, для чего тоже было необходимо место.
Проблема была решена просто. Хрёрек объявил, что до тех пор, пока у нас не будет достаточно судов, мы будем жить в городе и столоваться за счет общества. Как жрет сотня викингов, я уже рассказывал. Для горожан это тоже не было секретом.
Через два дня мы получили еще две лодки с корпусами, изготовленными из цельного дерева, и бортами из свежевыпиленных, просмоленных досок. Изготовление этих досок было весьма трудоемким процессом, потому что получали их, распиливая вдоль древесные стволы. Причем, если в доске оказывался сучок, она браковалась. И это, как я понял, была относительно передовая технология, потому что полотна для двуручных пил викинги привезли с собой. Сами-то местные изготовляли доски с помощью долот и стамесок. Представляете трудоемкость?
Горожане готовы были горы свернуть, чтобы от нас избавиться. Им предстояло пережить непростую зиму. Они потеряли треть кормильцев – павших и тех, кого мы забрали с собой. Их сьестные припасы были порядком растрачены (хотя мы и не взяли с собой лишнего – задачи уморить горожан голодом не было), и лишняя неделя квартирования викингов оставила бы их без половины скота и зерна.
Наконец мы тронулись. На северо-запад. Вообще-то наш путь лежал на северо-восток, но мы не на самолете летели, а плыли по воде. Туда, куда она, вода, ведет.
Сначала дорога «пролегала» по одному озеру, потом – по другому, значительно большему. Время от времени мы приставали к берегу, предварительно привязав к мачте щит с выбеленной изнанкой – знак мирных намерений. Жители прибрежных деревенек (крохотных, почти затерянных в чаще) выходили с большой осторожностью, но очень охотно продавали молочные продукты, мед и дичину, причем даже не за серебро, а за те самые «глазки», стеклянные бусики, которые производили в Ладоге и которых у нас имелся изрядный запас.