Он играл мелодию песни и успокаивал себя этой надеждой. Он думал об Анечке и мысленно обращался к ней. И уже сидя на лавочке возле хаты с любимой племянницей Лелей, продолжал вести с Аней бессловесный разговор, и земля вместе с небом были ему свидетелями.
Чутко молчала рядом Леля. Так чутко, что он не мог устоять перед желанием поделиться тем, что распирало ему грудь, переполняя сердце. Виктор достал из нагрудного кармана своё заветное сокровище и показал ей.
Эту фотографию они сделали всего несколько дней назад, после возвращения из Суходольска. Так захотела Аня. На карточке они стояли рядом, плечом к плечу, как верные товарищи и друзья. На этом тоже настояла Аня, хотя фотограф предлагал усадить её на стул.
Виктор все эти дни не расставался с фотокарточкой, носил её у сердца и любовался ею всякий раз, оставаясь наедине с собой. И когда он разделил свою тайную радость с Лелей, она в эту минуту ясно осознала, что на всей земле нет никого, кому её юный дядя доверял бы больше, чем ей. И, рассматривая на фотокарточке приветливо улыбающееся, доброе лицо девушки с длинными косами, лежащими у неё на груди, Лелечка не спросила у него имени девушки. Она только почувствовала гордость за него, потому что девушка показалась ей такой красивой, доброй и умной, что лучше и не представить.
Виктор заметил Лелино восхищение и оценил её молчание. Он посмотрел на племянницу с благодарностью и спрятал заветную фотокарточку обратно в нагрудный карман пиджака.
Если завтра война
– Виктор Третьякевич? – обернулась вдруг к нему черноволосая девушка в жёлтом крепдешиновом платье, стоявшая в очереди в билетную кассу как раз перед ним. – Вы из Краснодона, верно?
– Верно, – удивлённо ответил он, вглядываясь в правильные крупные черты и пытаясь припомнить, где он мог их видеть.
– Я Валентина Угрипнюк, недавно мы встречались на областной комсомольской конференции, – подсказала девушка, обнажая в улыбке широкую щербинку между выступающими вперёд крупными передними зубами. По этим заячьим резцам Виктор тотчас же узнал её.
– Здравствуйте, Валентина. А вы ведь, кажется, из Изварино? – вспомнил он.
– Угадали. Но тут, в Ворошиловграде, я бываю часто. И люблю ходить в этот кинотеатр, – призналась Валентина. – Мой дядя живёт поблизости.
– Вот совпадение! – улыбнулся Виктор. – Я тоже здесь бываю. И у меня тут старший брат, всего в нескольких трамвайных остановках.
Тут подошла Валентинина очередь, и она купила себе билет, а Виктор вслед за ней. Билетёрша продала им места рядом, 15-е и 16-е, в десятом ряду.
– Сегодня идёт «Подкидыш», но я не знаю, что это за фильм. Если честно, я часто хожу в кино больше ради журнала, – снова удивила Виктора Валентина.
– Не поверите, но и у меня такая же история. В киножурналах иногда показывают международные новости; в них можно увидеть кадры, которые редко встретишь в газетах.
Чёрные глаза Валентины внимательно остановились на Викторе.
– Не удивлюсь, если мы виделись задолго до конференции, в этом самом кинотеатре, – сказала она. – Например, в тридцать восьмом, когда здесь крутили «Если завтра война». Я этот фильм смотрела раз пять. Теперь его больше не показывают.
– Вам он нравится? – спросил Виктор.
– Может быть, перейдем на «ты»? – предложила Валентина. – Мне кажется, мы ровесники, и это будет правильно, по-товарищески.
– Хорошо, как скажешь, – согласился Виктор.
– Знаешь, Виктор, ты очень смелый, – прямо глядя ему в глаза, заявила вдруг девушка. – Может быть, даже слишком. Но кто-то ведь должен не бояться говорить правду! Вот что я хотела сказать тебе с тех пор, как услышала твою речь на областной конференции. Но там мне не хватило сил поддержать тебя, просто поднять руку во время голосования. Хорошо, что большинство ребят и девушек оказались не такими трусами, как я. Я хочу извиниться перед тобой. Всё, что ты говорил на той конференции, – это мои собственные мысли. И я испугалась, услышав, как ты высказываешь их одну за другой. Теперь мне стыдно вспоминать об этом, но я просто не могла себе представить, что кто-то осмелится произнести всё это вслух. Я была так сильно поражена и испугана, что стала как каменная. Не думала раньше, что со мной такое может быть, ведь прежде никогда не было. А тут как обомлела, представь, совсем не могла пошевелиться. Честное слово! Понимаешь, ты говорил так, будто бы не знаешь, что это не только у нас, а везде. Ведь если везде одно и то же, то с этим ничего не поделаешь! А ты сделал вид, что всё это не в счёт, и если люди на местах, каждый на своём, перестанут притворяться, то всё изменится. Ты дал это понять своей речью. И все очень хорошо тебя поняли. Как будто давно уже ждали, что кто-нибудь всё это наконец выскажет.