Особенностью Кейма было то, что он никогда не изобретал велосипед: он брал готовое, уже придуманное кем-то изделие, но использовал его по-новому, способствуя тем самым появлению нового продукта с минимальными затратами. Нестандартное парадоксальное мышление позволяло ему видеть вторую, скрытую суть вещей и альтернативные пути их использования. Вдумчиво анализируя богатый исторический опыт человечества, он брал из него готовые модели и теории и переворачивал с ног на голову, подстраивая под свои нужды. Вернее, с головы на ноги, как утверждал он сам.
Нужный аналог нашёлся быстро.
«Если церкви оказалось под силу убедить своих служителей, что они могут обойтись без секса вообще, то мы тем более сможем убедить, кого надо, что они в состоянии обойтись без секса с женщинами».
Так появилась гимназия имени Леонардо да Винчи — кузня геев из мальчиков с наибольшим интеллектуальным потенциалом.
***
— Жизнь полна парадоксов, — говорил своим питомцам Кристиан Кейм. — К тому времени, когда вы заработаете на её лучшие удовольствия, у вас уже не останется ни сил, ни желания ими наслаждаться. Но есть и другой вариант. Позвольте мужчинам дать вам все те блага, которые наибольшую радость приносят в том возрасте, в котором вы меньше всего способны позволить их себе сами. Позвольте мужчинам опекать вас, заботиться о вас, любить вас. Поверьте, только мужчина, сам когда-то побывавший в вашей шкуре, знает, что именно вам надо, и в состоянии дать вам это. Пусть вас не беспокоит чувство ложной зависимости — вы сможете вернуть долг позже, когда сами станете наставниками.
Питомцы считали такой подход разумным и справедливым. Давали и позволяли.
Но Леону нужен был не просто спонсор-наставник. Ему нужен был крутой мужик, чтобы утереть нос им всем. Но больше всего и прежде всего ему нужен был секс.
Леон пробовал заигрывать с парнями и даже учителями, но всё было тщетно. Преподаватели гимназии имели все основания дорожить работой: зарплата на уровне университетских профессоров, сверхсовременное оборудование, которому позавидовали бы многие исследовательские институты, знакомство с влиятельными людьми и все условия для профессиональной самореализации — учить приходилось не гопоту из иммигрантско-криминальных районов и не пресыщенных разбалованных сынков элиты. Их учениками был золотой фонд нации. Ради этих ребят хотелось выкладываться. Учителя делали вид, что не понимают его намёков, а парни…
Парней, особенно старшеклассников, влекло к нему со страшной силой.
Потому что, кроме родства с Тем-от-кого-зависело-всё, было ещё одно обстоятельство, способствовавшее невиданной популярности Леона, возможно, самое важное. Природа рационально распоряжается дарами — гении редко блещут красотой. Интеллект облагораживал лицо, спорт — тело, а стилисты с косметологами — внешность. Холёными и по-своему привлекательными были все гимназисты, но настоящей красотой могли похвастать единицы. А вот новенький был хорошеньким. Очень хорошеньким.
После уроков ему наперебой предлагали помощь в подготовке домашних заданий: в прежней, «обычной» элитной гимназии, Леон был отличником — смышлёному от природы мальчику, для которого под запретом были все занятия, кроме учёбы, туда была прямая дорога, — но до «тридцатки учеников Германии с наибольшим интеллектуальным потенциалом» он всё же недотягивал.
При каждом удобном случае старшие парни норовили похлопать Леона по плечу, на перемене то и дело затевали с ним дурашливую возню или — предел мечтаний! — и вовсе сжимали во время игры в футбол в объятиях и, потискав, валили на землю и катались с ним по траве, будто на радостях от забитого мяча. И всё.
Большее было нельзя.
Сразу после появления Леона в гимназии всех учащихся предупредили: «Зарубите себе на носу, парни: этот мальчик не для вас. Если вас поймают, вас ничто не спасёт».
А то, что поймают, ни у кого сомнений не вызывало.
Все укромные уголки, где можно было бы уединиться, находились под видеонаблюдением и вдобавок день и ночь патрулировались дежурными учителями. Приглашать к себе в комнату гостей строго-настрого запрещалось. Учитель, поймавший мальчиков на горячем, получал премию в размере тройной зарплаты. Сами нарушители исключались из гимназии.
Культ секса, всячески поощряемый руководством и не находящий реализации, вполне ожидаемо направлялся в конечном итоге на наставников. Чего, собственно, и добивались спонсоры проекта.
***
Впереди были длинные выходные — Троица в этом году выпала на понедельник. Флориан с Франком взяли в пятницу выходной и ещё в четверг вечером отправились в четырёхдневный мини-отпуск. Собственно, они и его приглашали с собой, но Леон отказался. Во-первых, приглашал только Франк. У братца же, по-видимому, были свои, совершенно определённые, планы на эти выходные, вернее, на Франка, и третий-лишний-малолетний в них явно не вписывался. Ну, а во-вторых, Леон и сам не захотел.
— А куда мы поедем? — спросил он в ответ на предложение Франка.
— В Швейцарию, в Альпы, у меня там настоящее шале. — Бригманн, оседлав любимого конька, тут же воодушевился. — Представляешь, как там здорово: будем жить в горной хижине, рубить дрова, готовить еду на костре — настоящая мужская романтика!
Леон представил: глушь, комары, а из развлечений — только полуночная аудиотрансляция «настоящей мужской романтики» за стенкой рядом. Нет, благодарю покорно. Расскажи кому о таких «выходных», засмеют.
В гимназии вот уже целый месяц только и разговоров было, что о грядущей Троице: все куда-то собирались со своими наставниками и старались перещеголять друг друга крутизной поездок и тусовок. Себастьян летел с Кеймом на частном самолёте в Нью-Йорк, Максимилиан со своим мужчиной был приглашён в Монако на вечеринку к Андреа Казираги, Даниэль в минувшее воскресенье получил от своего покровителя, председателя правления концерна «Порше», одноимённый подарок по случаю совершеннолетия и на выходных собирался тестировать его на загородной трассе. В гимназии оставались только дежурные учителя да сопливая мелюзга. Остаться вместе с ними означало расписаться в полном лузерстве. Этого допустить Леон никак не мог.
— Ты точно не хочешь? — переспросил Франк. — Тебе же будет скучно одному.
— Так необязательно ведь торчать в интернате все три дня, — небрежно ответил Леон, а сам внутренне сжался, прежде чем деланно небрежно озвучить свой тайный план: — Я лучше в Гамбург съезжу, потусуюсь с друзьями из бывшей школы.
Никаких друзей у Леона в прежней гимназии, разумеется, не было, но ему нужен был предлог, чтобы остаться на выходных самому в городе. А уж чем заняться, он найдёт! Да хотя бы с Георгом встретится…
— Тоже идея! — улыбнулся Франк, и две пары глаз с надеждой повернулись к Тому-от-кого-зависело-всё: — Что скажешь, Фло?
— Я не для того разрабатывал подробный свод правил для учащихся гимназии, чтобы мой собственный брат их нарушал, — менторским тоном начал Флориан. — Правила гимназии гласят, что учащиеся могут покидать гимназию только под поручительство наставников. Как твой опекун я подобного поручительства дать не могу, если я не в состоянии проконтролировать, где и чем именно ты будешь заниматься.
Леон с немой мольбой уставился на Франка.