— Я сказал — нет! — отрезал Флориан, прежде чем Франк смог что-либо возразить.
— Нет так нет, — натянуто улыбнувшись, Франк развёл руками.
Вот подкаблучник! Слова ему поперёк не скажет. И за что он только любит без памяти этого стерву?
Первым порывом Леона было сказать, что он передумал, и назло Флориану отправиться с ними в горы, а там не отступать от сладкой парочки ни на миг и испортить им всю «романтику». Но рассказом о том, как он мешал трахаться брату, не козырнёшь перед гимназической тусовкой. И Нью-Йорк Себастьяна с «порше» Даниэля не затмишь. Не говоря уже о том, что авторитет брата — его главный капитал и он первый заинтересован в его поддержании.
Да ну их нафиг, решил в сердцах Леон. Пусть катятся к чертям и комарам и утрахаются там вусмерть. Мысли тут же переключились на ещё одно больное место.
Франк мужик, конечно, классный, но то, что он трахает его брата, напрягало. Вернее, напрягал не сам факт, а то, что о нём знали. Разумеется, в гимназии об этом открыто не говорили. Но однажды Леон случайно подслушал один разговор между парнями выпускного класса. Обсуждали, судя по всему, мальчиков руководства.
— Вальберг? В активе?! — ухмыльнулся самодовольный мачо Штефан. — Да он может трахать разве что мозги!
— Зато уж в этом ему нет равных, — огрызнулся задетый за живое Леон. Парни испуганно умолкли, а у Леона появился ещё один комплекс.
«Тоже мне, крутой босс, — думал он со злостью после очередного братского воспитательного сеанса. — Ты бы лучше в постели свою крутизну доказывал».
«Для мужчины секс значит гораздо больше, чем удовлетворение физиологической потребности, — говорил им Кристиан Кейм. — В основе своей секс физиологичен, но по сути — психологичен. Для нас секс — средство установления иерархии. Секс — это ринг, борьба за то, кто сильнее и главнее. Это борьба за то, «кто сверху» не только в постели. Нет ничего зазорного в том, чтобы отдаться старшему мужчине, который выше и сильнее вас во всех отношениях. В этом нет ничего унизительного, потому что сорокалетний президент корпорации стоит на порядок выше вас по всем параметрам: возрасту, жизненному опыту, финансовому и социальному положению. От такого союза вы только выиграете, во всех планах: финансовом, карьерном, жизненном и — the last but not the least — сексуальном.
Разновозрастной союз тонизирует: для старшего партнёра это мощный стимул держать себя в форме, как физически, так и психологически, чтобы оставаться привлекательным для младшего, а для младшего — стимул расти личностно и интеллектуально, чтобы соответствовать и быть интересным старшему. Ровесники учатся друг на друге, разновозрастные — друг у друга. Ровесники взаимозаменяют друг друга, разновозрастные — взаимодополняют. Ровесники — два похожих элемента, разновозрастные — две половинки одного целого. Дружить и тусить лучше с ровесниками, жить и любить — со старшими или младшими. Недаром разновозрастные союзы более прочны и долговечны.
Уступить сверстнику, равному вам, значит проявить слабость, добровольно признать его главенство без каких-либо реальных на то оснований. Секс с мужчиной вас возвышает. Секс со сверстником — унижает. Он унижает вас даже в том случае, когда вы оказываетесь в активной роли, — просто потому, что вы выбираете более примитивный путь и лишаете себя тех возможностей роста, которые доступны только в союзе со старшими мужчинами.
Скажу вам как мужчина — мужчинам: давать нужно тем, перед кем потом не будет мучительно стыдно за минутную слабость».
***
От спонсоров в гимназию регулярно наведывались Кристиан Кейм — с выносящими мозг лекциями — и Флориан Вальберг — с дисциплинарным мозготрахом. Дэвид Йост появлялся крайне редко, обычно, если надо было подменить кого-нибудь из первых двух кураторов. Сегодня, судя по всему, был именно такой случай. Кейм и Вальберг ещё вчера смотались со своими пассиями куда подальше, а Йост торчит в преддверии выходных в гимназии, где остались только дежурные учителя да сопливая мелюзга, будто его и не ждёт никто.
Узнав о присутствии Дэвида, Леон совсем сник: если до этого его дерзкий план имел хоть какие-то шансы, то сейчас они равнялись нулю — кто из руководства пойдёт на грубое нарушение правил перед самым носом проверяющего? И всё же он решил попробовать — не в правилах Леона было сдаваться раньше времени.
Попытка успехом не увенчалась — Балановски был непреклонен.
— Весьма сожалею, Леон, но мы не можем отпустить тебя в город одного — у нас очень строгие распоряжения на этот счёт.
— Я еду к брату.
— Очень хорошо. Пусть он мне позвонит — этого будет достаточно.
— Вам не кажется, что мой брат — слишком занятой человек, чтобы беспокоить его по таким пустякам?
— Я в этом уверен. Но если у него нашлось время придумать эти правила, то его не обременит и соблюсти их.
— Не советовал бы вам быть таким категоричным, господин директор, — процедил Леон. — Потом и пожалеть можете.
— Боюсь, что я гораздо сильнее пожалею, если уступлю тебе, Леон, — так же холодно ответил директор.
Леон захлопнул дверь директорского кабинета: достаточно громко, чтобы дать Балановски понять, что он об этом думает, и достаточно осторожно, чтобы хлопок можно было списать на сквозняк, — и вне себя от злости пустился вниз по лестнице. На лестничной площадке, в пролёте между вторым и первым этажом, он заметил Йоста. Дэвид стоял, прислонившись к стене, и увлечённо набирал смс. Леон замедлил движение, но силы инерции хватило, чтобы налететь на него. Дэвид, не отрывая взгляда от телефона, одной рукой отправил сообщение, а второй ловко подхватил на бегу Леона.
— Такая красота — и сама в руки бежит, — ухмыльнулся он, убирая мобилку в карман пиджака. — Только злой, как фурия.
— Если твой брат Флориан Вальберг, поводов для радости у тебя немного, — буркнул Леон, вырываясь из цепких мужских рук.
— И то верно, — рассмеялся Йост. — И чем он не обрадовал тебя на этот раз?
— Не отпустил в город на выходные.
— Ну, я его понимаю. — Дэвид окинул мальчишку откровенным взглядом. — Будь у меня такой смазливый брат, я бы его тоже без чадры и охраны в четырнадцать лет за порог не выпустил.
Леон было порозовел от витиеватого комплимента, но тут же зло фыркнул:
— Мне пятнадцать.
— Да-а-а? — деланно удивился Дэвид — мальчишка его прикалывал. — Я пропустил твой день рождения?
— Нет, — с неохотой признал Леон. — Но осталось всего три месяца. Поэтому округляем в большую сторону. Итого, пятнадцать.
— Да, с математикой у тебя всё в порядке — гимназия явно окупает те деньги, которые мы в неё вкладываем, — рассмеялся Дэвид.
Мальчишка сопел, задетый подколкой, но дерзить в ответ не осмеливался.
— Раз ты такой взрослый, может, пригласить тебя куда-нибудь? — сказал Дэвид и тут же мысленно выругался: дёрнул же его чёрт за язык! Наверное, сработал рефлекс: флирт — естественная реакция на смазливого мальчика. Леон Дэвиду нравился — то, что младший Вальберг будет покорителем мужчин, было ясно уже во время их первой встречи в доме его отца. После этого он иногда встречал его в городе с Флорианом или Франком, а однажды, когда Дэвид заехал за Биллом в школу, оказалось, что брат Вальберга — друг Билла. За последние полгода, которые Дэвид провёл в Дубае и Лос-Анджелесе, Леон изменился до неузнаваемости, как способны измениться только подростки: в один прекрасный день, глядя на знакомого ребёнка, вдруг с удивлением осознаёшь, что он совсем незнакомый, да и давно уже не ребёнок. Своими светлыми, почти белыми волосами он разительно напоминал негатив Билла. Две половинки одного целого. Чертёнок и ангелочек. Вот только бесёнок в этой паре был светловолосый. Эх, не будь он братом Вальберга…