«Что же делать?!» Директор заметался по кабинету, как угодивший в охотничью яму кабан.
Возможно, явка с повинной ему зачтётся? А почему непременно явка? Есть не менее действенное средство. Главное — правильно расставить акценты. Как хорошо, что вы приехали, господин Вальберг! Есть неприятный, но неотложный разговор. Не хотел беспокоить в отпуске… Но раз уж вы здесь… Ваш шеф — здесь обязательно сделать ударение! — сказал, что сам с вами поговорит, а кто я такой, чтобы сомневаться в словах господина Йоста? Но переводить стрелки на Йоста опасно, ох, опасно!.. А почему непременно на Йоста?..
От внезапного озарения директор подскочил на месте, как гимназист-первоклассник.
Медлить нельзя ни секунды — Вальберг уже выходил из здания общежития. Директор тут же бросился ему навстречу.
Куратор, засунув руки в карманы расстёгнутого пальто, быстрым шагом направлялся к своей машине. За ним развевались полы пальто. Не куратор, а Немезида во плоти.
Нагнав куратора посреди аллеи, соединявшей территорию общежития с автостоянкой, запыхавшийся директор остановился и перевёл дыхание.
— Господин Вальберг, — окликнул он его, собравшись с мужеством. — Можно вас на минутку?
Вальберг резко обернулся.
— Я бы хотел поговорить с вами о Леоне, — начал он. Куратор коснулся пальцами висков и на миг прикрыл глаза. Балановски даже показалось, что у того мигрень. Но Вальберг тут же взял себя в руки и, пригладив пятернёй пару невидимых волосков, выбившихся из тугого хвоста на затылке, молча кивнул на скамейку в тени двух старых лип.
Они присели. Вальберг, так и не проронив ни слова, выжидающе уставился на него. Это было странно: куратор не рвал, не метал и, похоже, не имел к нему совершенно никаких претензий. У директора промелькнула мысль, а не раздул ли он из мухи слона. Но отступать было поздно. Да и профилактика не повредит: мальчишка слишком уж стал зарываться, пятничный разговор с Леоном и его высокомерный тон очень его задели.
— Понимаете, — Балановски, и без того весьма экспрессивный от природы, зачастил быстрее обычного, будто боялся, что у него в любой момент отберут «микрофон», — мальчик в последнее время ведёт себя вызывающе, в открытую отрицает и высмеивает основоположные принципы школы, всей корпоративной философии. Сами знаете, как подростки подвержены плохому влиянию. А Леон… очень плохо влияет на остальных учеников. Не в последнюю очередь — в силу происхождения. Понимаете, он не такой, как все. И он это понимает, и все это понимают. У него культовый статус, он, несмотря на то, что один из самых младших учеников, является неформальным лидером школы. С него берут пример. Хуже того, ему подражают. А если подростковый лидер показывает недостойный пример, вы понимаете, к чему это может привести?
Куратор молчал — видимо, не понимал. Его лицо, непривычно уставшее и осунувшееся, ничего не выражало, а сжатые в тонкую белую полоску губы не предвещали ничего хорошего. Вот только для кого?
— Вот, к примеру, в пятницу, чтоб далеко не ходить, он… — обречённо начал директор, но, заметив, как изменилось выражение лица куратора, совсем невпопад сказал: — Возможно, вы сможете повлиять…
— Я вас правильно понял? — хрупкая фигура Вальберга поднялась, как в замедленной съёмке, и, повернувшись к директору, нависла над ним, как грозовая туча, заслоняя горизонт; директор от нехорошего предчувствия вжался в скамейку и втянул голову в плечи. — Вы предлагаете мне сделать за вас вашу работу? За мои же деньги?
— Нет, что вы, — залепетал побледневший Балановски, — я совсем не это имел в в-в…
Но Флориана уже было не остановить.
— Зачем, спрашивается, я плачу вам такие деньги, если в итоге всё приходится делать самому? Нет, даже не так: зачем мы, собственно, вкладываем в этот проект миллионы, если вы не в состоянии справиться с одним-единственным сопливым малолеткой?
— Мы… мы п-пытались. Просто мы уже исчерпали все средства влияния.
— Запомните, господин директор: мне… нам нужен результат. Не будет результата — вас тоже не будет.
— Я… п-п-понял, господин Вальберг. Мы п-п-примем меры.
***
— Вижу, вы, господин директор, встречались с господином куратором, — тихий вкрадчивый голос откуда-то сзади заставил Балановски вздрогнуть. Он резко повернул голову в сторону звука. За скамейкой стоял Леон. Подслушивал? С этого белобрысого дьяволёнка станется!
— А я ведь предупреждал, что мой брат очень не любит, когда его беспокоят по пустякам, — продолжал злорадствовать чертёнок. — Надеюсь, вы извлекли урок и больше тревожить его не будете?
Не дожидаясь ответа, Леон ухмыльнулся фирменной, генами защищённой от подделок, вальберговской ухмылкой и пошёл прочь, засунув руки в карманы, — точь-в-точь, как минуту назад его брат.
«Не потревожу, — обречённо подумал Балановски, невидящим взглядом провожая мальчишку. — Обещаю самому себе, на этом самом месте, что никогда больше не потревожу ни тебя, ни твоего брата. Разбирайтесь-ка вы между собой сами».
***
— Ты бы помягче с ним, Фло, — сказал ему уже в машине Бригманн. — У мальчика было тяжёлое детство, а сейчас он вступает в ещё более трудный возраст. Ему нужна любовь, вот он и ищет её, как умеет. Ты сам виноват — держишь его за семью замками и готов порвать в клочья любого, кто хотя бы посмотрит в его сторону. Так чего теперь удивляться, что он запал на Йоста? У него и вариантов-то других нет. Он ответит взаимностью любому, кто проявит к нему хоть толику внимания.
— Он, может, и к тебе уже клинья подбивал? — Флориан сам не понял, как эти слова сорвались у него с языка, — ничего подобного у него и в мыслях не было. Чего только со злости не брякнешь.
— Что за чушь! — Франк возразил ровно на секунду позже, чем следовало.
Флориан от бессилия стукнул кулаком по рулю.
— Сучонок! Блядёныш малолетний! У меня под носом, — бормотал он. — Надеюсь, ты хотя бы не одарил его «толикой внимания» из сострадания к тяжёлому детству?
— Ты всё же иногда думай, что говоришь! — Бригманн впервые за время их совместной жизни сорвался на крик.
И Флориан сдался.
— Возможно, это и правда лучшее решение. Если кто и способен преподать ему хороший урок и сбить с него спесь, так это Йост. Они друг друга стоят.
***
Во вторник утром Флориан прямиком отправился в кабинет к Дэвиду.
— Я хочу поговорить с тобой о Леоне, — начал он с порога вместо приветствия.
Дэвид скривился. Значит, Балановски всё же донёс. Неправильно расценил расстановку сил. Ну конечно! Вальберг — это финансирование. Вальберг — это утверждение руководства гимназии. А кто такой для них Йост? Печально. Платиновая змейка лениво обернулась вокруг запястья.
— Можешь быть спокоен — я с ним не сплю. И не буду. Обещаю. — Дэвид повернулся к монитору, давая понять, что вопрос исчерпан.
— Почему?
— Что… «почему»? — Дэвид от неожиданности поднял взгляд — показалось, что он ослышался.
— Он тебе не нравится? — Вальберг по-хозяйски плюхнулся в кресло напротив и закинул ногу на ногу, тоном заправской сводни развивая мысль: — По-моему, он полностью в твоём вкусе — ты всегда западал на таких.
— Да при чём здесь это?!
— А что ещё надо?