Матиас Штайнбах потерял всё. И, несмотря на это, чувствовал не известную ранее свободу.
Развод закончился на удивление быстро: на дом и дочку Матиас не претендовал, а больше с него взять было нечего. Пия довольно скоро нашла утешение в объятиях знакомого финансиста: судя по всему, они уже давно были любовниками, — но охотно разыгрывала на публику страдалицу, упиваясь поднятой вокруг неё медиа-шумихой.
Матиас продал пентхаус, который изначально приобрёл для встреч с любовниками. На часть вырученных денег снял небольшую двухкомнатную квартиру на тихой старой улочке в Пёзельдорфе, которую они с Леоном очень стильно и уютно обставили. Оставшейся суммы должно было хватить, чтобы продержаться на плаву пару лет, не снижая привычного уровня жизни.
Леон переехал к нему.
Матиас понемногу приходил в себя, посвящая себя без остатка Леону. Леон вернулся в прежнюю школу, а оттуда вскоре перевёлся на дистанционное обучение, чтобы всецело отдаться своей истинной страсти — моде и визажу.
Он с детства изводил на рисунки сотни альбомов. Рисовал в основном портреты, а хотелось — лица: не на бумаге — на людях. Это умение завораживало его, потому что было сродни волшебству: мазок за мазком, и в чертах модели всё отчётливее проступала та сущность, которую видел внутри её Леон.
Его первым подопытным кроликом был Каулиц — лицо единственного друга, красивое и совершенное от природы, вдохновляло Леона и было благодатным материалом: Билл неизменно выходил из-под его «пера» прекрасным эльфийским существом, без пола, возраста и расы. Маму Леон рисовать не любил — его пугало упорно проступавшее под слоем макияжа выражение её лица, от которого в обычной жизни, сколько он в него ни вглядывался, не было и следа.
Нова Майерхенрих, культовый визажист, известный далеко за пределами Германии, у которой он брал мастер-классы, нарадоваться на него не могла: даже такое «творчество на заказ», как она называла рождение сына, получилось достойным мастера.
И только одно не давало покоя — у него теперь был Леон, который заслуживал всего самого лучшего. Матиас же, кроме любви, не мог сейчас дать ему ничего.
Помощь пришла, откуда Матиас её и вовсе не ожидал.
— Дэвид предложил мне возглавить один инвестиционный фонд, — сказал он Леону.
Странная симпатия и бескорыстная поддержка Йоста Матиаса озадачивали, но дарёному коню в зубы не смотрят. Особенно если это чистокровный арабский скакун. «Инвестмент Ганза» был одним из подконтрольных Корпорации инвестиционных фондов, специализировавшихся на скупке перспективных предприятий, обанкротившихся или обесценившихся во время череды мировых кризисов.
— Только я не уверен, что справлюсь, — меньше всего Матиасу хотелось подвести своего благодетеля. — У меня в инвестировании никакого опыта.
— В финансовых вопросах всё решают не опыт и расчёт, а доверие, — отмахнулся Йост. — И бывший «Первый Ганзиатский» — лучший тому пример. Недоверие и панику на фондовых рынках мы берём на себя. Тебе останется только собрать урожай.
— Тебя прикалывает эта работа? — хмыкнул Леон.
Вопрос застал Матиаса врасплох — он никогда не задумывался о том, кем хочет стать. Отпрыскам правящих династий неподвластна их собственная жизнь. В средние века всё решали государственные интересы. В двадцать первом веке на смену им пришли интересы деловые. Ещё в раннем детстве Матиасу сказали, что он будет банкиром, «как дедушка и папа», и он принял это как данность. Получал ли он удовольствие от своей работы? Работа не должна нравиться, работа должна делаться. Он и делал. Всё равно без Вальберга жизнь не имела смысла, так какая разница, на что её разменивать?
Теперь же, когда он так кардинально всё изменил, от одной мысли о возвращении к прежней рутине сводило скулы. Шестнадцатичасовой рабочий день, вечные командировки; на «досуге» — бизнес-тусовки; снотворное, стимуляторы и десятиминутный механический перепих на автопилоте пару раз в месяц — всё то, что раньше спасало от невыносимой семейной жизни, теперь грозило разрушить новообретённый рай с Леоном. Но задумываться о призвании было поздно — ничего другого Матиас не умел. Тридцать два — далеко не тот возраст, когда ничего уже нельзя изменить, но пока он определится с тем, чем хочет заниматься на самом деле, пока освоит с нуля новую профессию и достигнет в ней высот с соответствующей оплатой, пройдут годы, если не десятилетия. А деньги на достойную жизнь для Леона нужны уже сейчас.
— Мне нравится, что, благодаря ей, ты сможешь ни в чём себе не отказывать.
— Я и так ни в чём себе не отказываю, — ухмыльнулось его белокурое сокровище. — А вот банкиры в костюмах меня не возбуждают.
— Если тебе не понравится мой костюм, ты всегда сможешь его с меня снять. — Игривый компромисс тут же направил мысли обоих в нужное русло. Оказалось, что банкиры, по крайней мере, безработные, Леона очень даже заводят.
— Ну так что? — спросил Матиас полчаса спустя. — Даёшь добро на инвестиционного банкира?
Леон погрустнел.
— Я бы хотел, чтобы ты занимался чем-то прикольным.
— «Чем-то прикольным», — передразнил Матиас. — А жить на что будем?
— Папашиного наследства до пенсии хватит, — беззаботно ответил Леон.
Матиас представил себе, как получает ежемесячные «алименты» от опекуна Леона, и его прошиб холодный пот. Жить на содержании любовников, бывшего и теперешнего, было за гранью вообразимого.
Решение подбросила сама жизнь.
Билл Каулиц, идеологический проект Корпорации номер один, стремительно завоёвывал мир, превосходя все возложенные на него ожидания. Звёздами становились все, попавшие рядом с ним в фотообъектив папарацци в радиусе ста метров. Леон Вальберг, лучший друг и личный стилист Билла, неизменно сопровождавший его во всех поездках, на шопинге и тусовках, делал стремительную карьеру как «светский львёнок». Вскоре он получил авторскую программу на Fashion TV, посвящённую мужской моде, с провокативным названием «Homme Sexuel».
Детские сказки, если в них очень верить, обязательно сбываются: оба получили своих королей и мир на двоих в придачу.
Звёздный тандем совершал мировую революцию — культурную, гендерную и сексуальную. На закулисной передовой стоял Матиас — их менеджер. Раз единственным, что теперь имело значение, был Леон, то и работать он будет с Леоном и на Леона.
Эта работа оказалась идеальным решением. Хотя по уровню стресса и нагрузки она ничем не уступала его прежней должности, а порой даже превосходила её, зато всё время без остатка Матиас мог проводить с Леоном. Общее дело их ещё больше сплотило.
Леон жил мечтой, а Матиас жил Леоном.
Корпорация щедро оплачивала результат.
Леон же, выбрав то, чего хотел на самом деле, всё остальное получил в виде бонуса. Известные дизайнеры, владельцы эксклюзивных марок и те, кто хотели, чтобы их продукция таковой считалась, бились за право одевать, обувать, выгуливать, кормить, катать и развлекать новоявленного культового трендсеттера. Бесплатно, разумеется.