Кристиан боготворил лорда Кейма — он был для него гораздо больше, чем отцом, он был кумиром и наставником. Идеалист, мечтатель и романтик в нём на удивление гармонично уживались с политическим стратегом и дальновидным бизнесменом. Казалось, все добродетели, которые обычно обходили их род за версту, воплотились в его отце. Вот уж кого действительно можно было заподозрить в незаконном рождении — настолько пугающе нормальным выглядел он на фоне своих вырождающихся родственников.
Аристократ по духу, а не только по происхождению, лорд Кейм привил ему верность долгу, принципам и идеалам. Кристиан определял себя через свой род. Каждое слово, каждый поступок тщательно выверялись внутренним цензором с «кодексом лорда Кейма». Отцовское откровение выбило у него почву из-под ног — рассыпался в прах тот фундамент, на котором он возводил свою самооценку, самосознание и личность в целом.
После того, как Кристиан узнал правду о своём происхождении, чувство долга стало главенствующим в его жизни: отныне он каждый день должен был доказывать своё право на то, что, будь он родным сыном лорда Кейма, принадлежало бы ему по праву рождения.
Иногда Кристиану самому казалось, что он помешался на своих идеях. Но это же и грело душу — потому что роднило его с Кеймами: настоящего Кейма без сумасшедшинки не бывает. Лёгкий налёт безумия у них — родовое пятно. Лет до двадцати Кристиан даже тешил себя иллюзией, что отец просто рехнулся после смерти матери — леди Кейм всего год не дожила до совершеннолетия сына — и выдумал весь этот бред с усыновлением. Но простой взгляд в зеркало обрезал надежду на корню. В детстве родители, предупреждая замечания о непохожести сына на них, часто говорили, что тот «вылитый сэр Родерик Бартлетт, троюродный дядя дедушки по отцу». Теперь Кристиан знал почему.
Однажды во время учёбы в университете Кристиан, подходя к аудитории, где должна была состояться лекция по истории Древней Греции, ещё из коридора услышал разговор сокурсников.
— Кристиан опять превратит лекцию в философский балаган, — донёсся до него голос младшего сына виконта Кобхэма. — Совсем помешался на своих греках. Скоро отпустит бороду, и на занятия в тоге являться будет.
— Это наследственное, — послышался в ответ снисходительный смешок Ричарда Мосли, его закадычного дружка. — Он же Кейм! У них в роду все немного того.
За такое его мнимые предки вызывали на дуэль, Кристиан же готов был расцеловать пересмешника. В дальнейшем он до окончания учёбы старательно поддерживал эксцентричную репутацию «настоящего Кейма».
Лорд Кейм думал, что перехитрил злой рок. Но оказалось, что это наследственное. Семейное проклятие перешло к его сыну: судьбе было безразлично, что он приёмный, — она кровных уз не признавала. Вместе с проблемой Кристиан унаследовал и решение, но воспользоваться им он не рискнул бы — у него не было такого чутья, как у лорда Кейма. Усыновление безмолвного младенца — такая же слепая игра в рулетку, как и рождение собственного ребёнка: никогда не знаешь, какой сюрприз тебе попадётся под сладкой яркой оболочкой. Вот если бы можно было усыновить уже взрослого сформировавшегося человека, про которого однозначно можно сказать, что он достоин быть наследником великого рода Кеймов… Но как раз это-то было невозможно. А почему, собственно, нет?..
Последующие пять лет Кристиан с головой ушёл в философию, склонность к которой питал и прежде. Мудрецы прошлого не дали ответ на вопрос о его будущем, но натолкнули на идею, давшую впоследствии толчок новой философской модели устройства общества. К окончанию учёбы в Кембридже Кристиан знал, что ему делать, — головоломка, над решением которой он бился долгих десять лет, сложилась.
…Лорд Кейм умер довольно рано — в семьдесят два года. Кристиану на тот момент исполнилось тридцать три — не тот возраст, когда родители всерьёз начинают беспокоиться о внуках. Это немного успокаивало — он не успел огорчить отца. Но от морального долга его уход не освобождал.
Родители подарили ему жизнь, а отец с матерью дали нечто большее — шанс в ней. То, что до совершеннолетия он считал естественным и полагающимся ему по праву рождения, оказалось величайшим даром судьбы — случаем, который стал возможен только потому, что кто-то богатый и могущественный поверил в бедняцкого сына ещё до его рождения и решил дать ему шанс.
Он не просто продолжит род Кеймов, он прославит и увековечит его. Впредь титул лорда Кейма будет переходить из века в век к лучшим сыновьям человечества, чтобы никакой генетический порок не запятнал его честь. Будущее за преемственностью духа, а не тела.
В феодальном обществе главным капиталом была земля, в индустриальном — промышленность, в постиндустриальном — ноу-хау. Основа общества будущего — capabilities.
Девиз низших: «Родился сам — помоги другому» превратился в кредо высших: «Удостоился успеха — помоги другому достойному». Все, кто получали от Корпорации высокие посты, кредиты на создание и развитие собственного дела и прочую помощь в карьере, завещали всё своё имущество, настоящее и будущее, фонду лорда Кейма — такова была плата за членство в этом элитарном клубе. Официальной распорядительницей Фонда была назначена «Capabilities Capital Corporation», основной целью которой, согласно Уставу, значилось «оказание материальной, финансовой, юридической, консалтинговой и прочей помощи и поддержки людям, чьи идеи и проекты, по решению Совета директоров Корпорации, имеют большое значение для человечества и его прогресса».
— Всё моё имущество, разумеется, тоже отойдёт Фонду, — озвучил свою волю Кристиан Дэвиду. — Управление Корпорацией — к тебе, а её дух и символ, титул лорда Кейма — к Биллу. Думаю, так будет справедливо: у тебя есть все необходимые для этого интеллектуально-деловые качества, у Билла — морально-духовные. Вы идеальная пара, я уверен, что с вами моё дело будет в надёжных руках.
— А разве титул могут наследовать не родственники?
— Не могут, — согласился Кристиан. — Поэтому я усыновлю Билла.
— При живой-то матери? — хмыкнул Дэвид, пытаясь оправиться от потрясения.
— Здесь я не вижу проблем, — отмахнулся Кристиан. — С Симоной мы договоримся. У неё нет выбора.
С Симоной они договорились — у неё не было выбора. Сам Дэвид тоже не возражал, раз таково было желание Кристиана. А Билл и подавно не имел ничего против — достаточно было того, что об этом его попросил Дэвид.
Восемнадцатилетие Билл встречал в родовом поместье Кеймов как сын лорда Кейма.
…Был ли Дэвид действительно самым достойным представителем рода человеческого? Положа руку на сердце, Кристиан не смог бы ответить на этот вопрос утвердительно. Но Кристиан Кейм был уверен в одном: будь он гетеросексуальным законнорождённым сыном лорда Кейма, а Дэвид — женщиной, он бы женился на нём и хранил верность до смерти. Потому что так любят одного из миллиона и раз в сто лет — самые важные вещи наследуются не через гены. А значит, Дэвид был достоин.
Но главную тайну Кристиана Дэвид никогда не узнает — последний лорд Кейм заслужил право на privacy.
Конец первой книги.