Рата поднялась одновременно с товарищами.
Судя по всему, фокус с внезапным появлением удался. Пятеро пиратов, вышедшие из ворот, попятились, пытаясь одновременно разглядеть и странноватую фигуру на носу судна, и четверых черных людей на корме.
— Эй, — заорал самый дерзкий из эшенбских головорезов. — Вы кто такие? Что за судно? Из-за края Океана явились, что ли?
Авель молодцевато перепрыгнул на пристань, сумка под его плащом хлопнула по костям. Укутанный плащом скелет торжественно прошествовал по камням, — старые башмаки громко топали. Остановившись, Авель протянул руку девушке.
Рата смотрела на костяшки мертвых пальцев, виднеющихся из-под плаща. Почему Авель всегда казался мальчишкой? Он же умер в возрасте чуть старше Жозефа. А костяшки такие тоненькие.
На берег не хотелось. Совершенно.
— Мы их удивим и назад, — прошептал Жо. — Белка, сейчас пятиться поздно.
Пятиться? Пятиться Рата не собиралась. Просто опираться о лапку Авеля нужно было осторожненько. Он, бедняга, и среди неупокоенных самый хиленький.
Жо почтительно поддержал девушку за локоть, и Рата, едва коснувшись хрупких фаланг Авеля, оказалась на пристани. Спорхнула непринужденно и легко. Хотя, видят боги, коленки едва гнулись.
— Вы кто? — неуверенно крикнул пират.
Рата надменно обвела взглядом пристань. Скрытое маской лицо невольно копировало безразличную полуулыбку серебряной личины.
Пятеро. Пятеро, до смешного небрежно одетые, разномастно вооруженные. Рыжебородый толстяк не удосужился отстирать содранную с чужого плеча рубашку, — тонкое полотно едва не лопается на выпирающем брюхе, бурые подтеки на распоротом ударом кинжала боку похожи на ржавчину. Другие орлы Эшенбы не лучше. Быдло кровожадное, как говорила Син. Скоты — как еще определеннее выражалась Леди.
Лот-Ту так же почтительно переправили на берег. Сразу стало легче. Мигом рядом очутились Жо и Лелг. «Квадро», чудом удерживаемый шкипером на месте, тут же отошел от опасной каменной стены. Но страшно уже не было — Рата перестала чувствовать себя и Авеля беззащитными.
— Эй, чего молчите? — встревожено заорал пират. — Немые или из дарков, слова не складывающих? Так мы живо обучим гавкать в лад. Ишь, аристократы чернявые.
— С тобой не лает, а разговаривает посольство Мордора, — с нескрываемой злобой объявил Жо. — Немедленно вызови сюда короля. Нам доверено передать ему послание. Живее, ничтожные черви! Известите своего гнилого повелителя, или мы не станем ждать. Послов бессмертного Саурона ничто не остановит!
Пираты оторопели. Сначала диковинный корабль, затем неведомые девы с серебряными лицами, потом наглый воин в странных кожаных доспехах.
— Да вы кто такие? — спросил угловатый тип с двумя мечами на поясе, — по виду явно десятник. — Мы никакого Саурона не знаем. Вы из каких краев?
— Пасть зловонную закрой немедля! — рявкнул Жо. — Не смей поминать великого властелина всуе! Не льсти себе — твоя душа не стоит и «короны» — Великий Саурон не обратит внимания на мелкую вонючую блоху. Вы — пыль под сапогом нашего великого Господина. Кольца уже собраны в цепь, и пылает багрянцем вершина Ородруина. Слепцы, — дыхание назгулов уже опалило шерсть ваших ушей. Так приведите сюда своего забавного венценосца. Пусть познает истину, донесенную с пустошей Минас-Моргула!
Рата раздумывала, — откуда Жо все это взял? Явно сага какая-то неизвестная. Словно по писанному читает. А голос у Дурня ничего. И не орет, но голос наверняка и на стене слышен. Командир и лорд, добавить нечего.
— Не спи! — прошептала Лот-Та. — Подготавливай.
Дурное все-таки Чучело. Чувствует, но не все понимает. Ждут мертвые, — Рата еще на корабле ощутила, как натянулись десятки нитей. Много здесь ненависти, боль и обида несправедливой смерти со всех сторон давят. Тянутся мертвые, требуют пустить, дать миг их мести. Десятки их или сотни? Думать нельзя и считать нельзя. Не понимает сестрица — потянись к ним навстречу, и словно тетивы сотни арбалетов разом спустишь. Ненависть клокочет в тишине, виснет в хмуром предвесеннем небе, шепчет в плеске прибоя, что алчно лижет камни пристани. Только потянись, и немо взревут восторгом неупокоенные глотки. Воля проводника им нужна — чуть подтолкнуть назад, к миру живых. Сколько же их здесь, неупокоенных?! В воде и на суше. И что это за подвалы? Голод, гниющие раны, безумие безнадежного умирания во тьме. Эти совсем старые. А этот еще помнит лица жены и детей. Ногти ему клещами вырывали — по одному, с перерывами. Все какой-то сраный горшок с деньгами требовали. Но его же тесть прятал. И было там всего-то…