- Нет, - медленно проговорил Ульв, стараясь, чтобы его слова звучали весомо. - Будь здесь Золотая Змея, они бы не мешкали так долго. Это первое. Второе - я верю в Стирбьерна. Он добьется всего, что только пожелает. Змея не уйдет от него. И он был прав - Сванехольм не на первом месте для Змеи.
Его слова ободрили последних воинов Земли Фьордов, но не особенно сильно. Сражаться-то идти все равно было надо, и все понимали, что эта битва станет последней, каким бы ни был ее исход. Правда, враги благодаря последней битве и ловушке королевы Ингрид изрядно уменьшились в числе, а заодно, наверняка, и усомнились в своей скорой победе. И все же их оставалось гораздо больше, чем викингов. Вместе с конунгом Харальдом погибла половина взрослых мужчин Сванехольма, а из выживших многие были тяжело ранены и еще метались в жару, как Лодин, потерявший руку. Их лечили женщины, по примеру королевы Ингрид, каждый день лично перевязывающей раненых и не гнушавшейся своими руками стирать окровавленные тряпки в ледяной воде из источника. Но все равно было ясно, что не всем суждено выжить.
- Идти вперед или попытаться отсидеться, как дети, боящиеся темноты? - усмехнулся Ульв. - Нет, я думаю, решение может быть только одно. Боги покровительствуют лишь смелым. Пусть враг готовится к битве, будем готовиться и мы. И... да решится все поскорей!
- Пусть решится! - разом воскликнули много голосов, не меньше Ульва уставших от томительного ожидания конца, от дыма погребальных костров, от слез женщин и детей, от необходимости скрываться, как преступники, на своей родной земле. Будущее, каким бы оно ни было, не могло уже пугать людей, переживших слишком много.
Наутро, едва забрезжил рассвет над Священной Рощей, откуда ни возьмись явился седобородый старик с арфой за плечами. Ульв с удивлением узнал в нем Геста, который раньше, бывало, нередко являлся в усадьбу его отца, и обратил внимание, что старик как будто совсем не изменился, хоть его не было видно уже несколько лет. Впрочем, черноволосый викинг всегда чувствовал, что старый скальд совсем не прост, хоть ни с кем не делился своими мыслями.
За спиной Геста маячили Рольф с Карлом, на всякий случай сопровождавшие пришельца. Но тот лишь указал на них рукой, обращаясь к Ульву.
- Ты-то, я надеюсь, меня узнаешь, в отличие от этих чрезмерно бдительных молодых людей? Рад тебя видеть, Ульв! Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, помнится, даже говорил это, когда тебе было зим десять или около того.
- Разве? - Ульв с усилием припомнил одно из давних появлений "колдуна". - Да, кажется...
- Ну вот, теперь ты вырос и показал себя. Ты сохранил надежду в трудный час, не то что твой отец. Разрешишь мне спеть несколько песен, пока твои викинги готовятся к битве?
- Не позволяй ему, Ульв. Кто знает, что за песенки на уме у этого колдуна? Вдруг его подослали враги? - хмуро проворчал Карл.
Но Ульв строго взглянул на сводного брата. Он был уверен, что Гест не из тех, кого может "подослать" кто бы то ни было, но эту мысль оставил при себе, по давней привычке.
- Вражеский лазутчик не мог бы пройти в Священную Рощу. Кроме того, скальд по обычаю считается неприкосновенным. Ты можешь петь свои песни, Гест.
- И за это позволение Асы отблагодарят тебя, Ульв, сын Харальда, - Гест снял черную волчью шкуру, покрывавшую его арфу, и небрежно бросил ее на пустое бревно - бывшее место конунга. Шкура распласталась, как живая. А скальд беспрепятственно вышел из шатра, и скоро в Священной Роще послышался звон струн его арфы, а затем и сильный, звучный, несмотря на видимую старость, голос.
Он пел, разумеется, о войне: древние сказания о битвах Асов с великанами, и более поздние песни о походах викингов, об основании Сванехольма Асгейром Смертельное Копье и о его победе над конунгом данов, о последующих успехах потомков Асгейра; об Арнульфе Храбром, отце Стирбьерна, и его брате Харальде, самом могущественном из вождей Племени Фьордов, о подвигах Стирбьерна и о последних событиях войны с Золотой Змеей, о которых, как оказалось, Гест прекрасно знал, непонятно, как и от кого. В этих песнях усталые, теряющие надежду викинги неожиданно видели себя в облике грозных гигантов, обладающих каждый силой ста человек. Что только не было им под силу! Люди заметно ободрились: Гест возвращал им не только готовность погибнуть с честью, как они понимали свой долг, но и выиграть войну.
Оставив викингов снаряжаться, Ульв пошел осмотреть лагерь. В шатре, где лежали раненые, он застал королеву с другими женщинами, среди которых не нашел одной лишь своей сестры Фрейдис. Даже краснокожая жена Стирбьерна была здесь, сосредоточенно мешая деревянной ложкой в котле с лечебным отваром, чтобы скорее остыл. Ульв ненадолго задержал взгляд на молодой женщине, уже не первый раз замечая, насколько она исполнена веры в возвращение своего мужа, каждый день глядя в море: не покажется ли парус его драккара? Она что-то тихо напевала на своем языке, откидывая назад длинные гладкие пряди волос. Беременность едва угадывалась в ее стройной фигуре, под свободным красным шерстяным платьем. Поймав себя на мысли, что ему приятно любоваться ею, Ульв устыдился и позвал королеву Ингрид, которая вместе с ним вышла из шатра.