Ингвар сидел на своем сером коне, нашедшемся одним из первых, погруженный в тяжелые размышления, и викинги не решались подступаться к нему. Отчаяние почти уже сделало берсерком молодого ярла; окажись сейчас перед ним Лейв, он с великой радостью расправился бы с ним, забыв о былой дружбе. Но выместить ярость было не на ком, и приходилось принимать решение, оценивая окружающую обстановку.
Вернуть всех лошадей удалось лишь под вечер. Удивительно, что все уцелели, так как некоторые забрались очень далеко. День был потерян зря; оставалось только заночевать на старом месте, на этот раз более тщательно позаботившись о безопасности.
Может быть, при других обстоятельствах ярл Ингвар и решился бы продолжать погоню, хоть это почти наверняка было теперь бесполезным предприятием. Но надвигалась осень, ему нужно было отплывать в Сванехольм до начала штормов, и нельзя было терять времени.
Рыча и ругаясь сквозь зубы, он велел поворачивать домой.
Черный Лес тянулся долго. Более двадцати дней изгнанникам Идре-фьорда пришлось идти через сплошной ельник. Лишь иногда встречались, как напоминание о позабытом прошлом, чахлая вытянутая сосна или бледная, почти выцветшая от недостатка света осина или береза, - они казались пленниками в окружении мрачных черных фигур высоких елей. А так - изо дня в день один и тот же мрачный лес, неизменный на всем протяжении. Если бы не случайное расположение тропинок и родников, которые все-таки на каждой стоянке приходилось отыскивать заново, даже опытные лесные жители могли бы заподозрить, что не продвигаются вперед, а кружат на одном месте. Никто пока не пытался роптать, но все выглядели усталыми, а женщины превратились в тени себя прежних. У всех без исключения глаза были красными недосыпа и от дыма в шатре по ночам, и в глубине души даже самые отчаянные из воинов мечтали, наконец, дойти куда-нибудь, где можно будет вдоволь отъесться, отоспаться и согреться у очага.
Но Лейв был по-прежнему уверен в своей цели. Явление ворона - вещей птицы Одина, - не оставляло ему сомнений. Астрид разделяла его веру, а остальные шли за ним - это было главным. А больше или меньше времени займет их путь, не имело значения, тем более что в Черном Лесу солнце видно было слишком редко, чтобы можно было следить за его ходом по небу. Правда, викинги все равно спорили по этому поводу, потому что вообще любили спорить и потому что других развлечений трудно было найти. Рыжеволосые близнецы Фрам и Фрост утверждали впоследствии всю жизнь, что поход через Черный Лес занял двадцать один день; Эгиль, один из бывших воинов Ингвара, ставил на двадцать шесть, а неугомонный Рунн 0 на двадцать четыре дня. Они готовы были уже поставить в заклад все остатки былой добычи, вот только потратить выигрыш все равно было негде, и от этой затеи пришлось отказаться.
В Черном Лесу зима наступала гораздо раньше, чем на побережье - там, должно быть, только пришла осень, а здесь в одну прекрасную ночь начал падать самый настоящий снег, густой и пушистый. За ночь целую снежную горку намело в дымовое отверстие шатра, а, встав наутро, путники увидели Черный Лес занесенным снегом. Он придал мрачным высоким деревьям более мирный и даже почти нарядный вид.
Впрочем, викингам раннее наступление зимы было как раз на руку. Прочь с лошади, не отягощай ее и без того немалый груз, становись на лыжи, до сих пор ожидавшие своего часа среди прочих вьюков, обернутыми в промасленную оленью шкуру! Пусть женщины едут верхом, а дело настоящих мужчин - скользить по сверкающей россыпи живого серебра на невесомых плоских дощечках, взлетать на них вверх по склону быстрее, чем могла бы лошадь, и головокружительно спускаться под гору, как некие духи зимы, летящие над сугробами, не оставляя следов... В этой бешеной лыжной гонке под сводами Черного Леса была своя поэзия, пусть дикая, как завывание северного ветра в горах, но подлинная, и она пьянила викингов сильнее ячменного пива или хмельного меда.
Даже некоторым из женщин передавалось это зимнее безумие, и они, желая согреться и отдохнуть от лошадиных спин, тоже становились на лыжи, у кого на сколько хватало сил и желания. Астрид в течение трех дней бежала впереди отряда рядом с Лейвом; как дочь, сестра и жена вождей, она не могла, конечно, не проявить себя лучше других, а муж за это, кажется, стал любить ее и гордиться ею еще сильнее, чем прежде. Но, как следует показав, на что она способна, Астрид, казалось, утратила интерес к лыжам и охотно вернулась к своей белоснежной кобылице Серебрянке.