Хаук снова поднял голову и взглянул в глаза отцу с отчаянием, но без страха:
- Я не убивал Хельги, клянусь кольцом Фрейи! Что могло меня заставить убить брата, которого я любил и почитал, как все?
- Желание завладеть чужой женой, например? - предположил конунг. - Думаешь, кто-то не видел, что ты влюбился в Герду сразу же, как она стала женой Хельги? Ты мог додуматься, что она, овдовев, согласится выйти за тебя...
- Когда я на пиру сказал ему о Герде, помните, как он подпрыгнул чуть не до потолка? - вмешался Йорм, который не мог дольше существовать, не вставив своего слова.
Но все были настолько потрясены, что никто даже не велел ему замолчать.
А Хаук сейчас действительно был похож на изобличенного преступника. Он, не понимаясь с колен, ссутулился, понуро опустил голову, так что прямые волосы цвета соломы закрыли ему лицо, такое же бледное, как у лежащего в двух шагах мертвеца.
- Я никогда не осмелился бы надеяться на такое, - прошептал он со слезами. - Разве Герда хоть взглянула бы на меня? Что я в сравнении с Хельги? Он один был достоин ее любви...
- Однако стрела твоя. Ты узнаешь ее?
- Я не знаю, откуда она взялась, клянусь! Я даже не стрелял сегодня, все мои стрелы в колчане.
При этих словах Рольф почему-то тщательно осмотрел стрелу с окровавленным наконечником, извлеченную из тела погибшего. Потом холодно поинтересовался у Хаука:
- Сколько стрел сегодня было в твоем колчане?
- Десять, как обычно. Я уложил их накануне вечером, и больше к ним не прикасался.
- Мой конунг, позволь мне осмотреть вещи твоего сына, подозреваемого в убийстве.
Харальд кивнул, и Рольф сорвал со спины обвиняемого колчан со стрелами, показал всем.
- Взгляните - серые! Точно такие же, как эта стрела, убившая Хельги. И, кстати, в колчане Хаука их только девять, а он клянется, будто ни разу не стрелял. Как же так?
- Я не знаю! Еще раз готов поклясться всеми богами: я сложил в колчан десять стрел, и не доставал ни одной! - только что Хаук едва не рыдал но теперь в его голосе послышался праведный гнев убежденного в своей невиновности.
Харальд кивнул, подводя итог:
- Таким образом, либо ты лжешь, либо ты - жалкий слепец, позволивший украсть у себя стрелу и даже не заметивший этого!
- Быть может, но я не убийца, - снова проговорил Хаук. - Я не послушал ее, когда она мне обещала любовь Герды и власть над Землей Фьордов, если захочу! "Только убери со своего пути Хельги, этого отцовского любимчика, что отнял у тебя Герду, и любовь отца, и власть! Все это снова станет твоим!" Она нашептывала мне, но я отказался, отказался!
- Что это была за она? - недоверчиво спросил Харальд.
- Откуда я знаю? Ведьма, старуха, которую я встретил на Тюленьем острове, или кто-то, принявший ее облик. Но я не послушал ее, отказался совершать преступление, - твердил Хаук, точно в бреду, поминутно отирая холодный пот со лба и размазывая по лицу грязь.
- Золотая Змея! И это преступление - ее дело! - в бешенстве прорычал Стирбьерн, сжимая кулаки. Напряженные мышцы его рук судорожно шевелились. Что толку от всей его силы, когда врага не дано даже увидеть в лицо, не то что сойтись с ним в честном бою!
- И мой сын пал не в бою, как подобает воину! - словно эхом отозвался Харальд, видя, как его сыновья укладывают Хельги на носилки из копий. - Теперь он не попадет в Вальхаллу, не будет пировать за столом Одина, и в последнем бою - Рагнароке, - не сразится за богов и людей. Он до конца времен останется в ледяном царстве Хель...
Такая скорбь звучала в его голосе, что Хаук, уже не пытаясь доказать свою невиновность, тихо произнес:
- Если тебе станет легче, отец, убей меня прямо здесь, у тела Хельги. Я сам умру охотнее, чем жить опозоренным.
Но конунг лишь скользнул по нему невидящим взглядом.
- Нет, я не могу единолично решать твою судьбу: все же ты мой сын... Тебя отведут в Сванехольм, и там тинг обсудит, виновен ты или нет. Постарайся доказать свою невиновность. А сейчас - Лодин, Халльдор, возьмите его!
Хаук только невесело усмехнулся в ответ.
- Доказать на тинге, когда даже родные мне не верят? - он огляделся по сторонам, надеясь заметить хоть один сочувствующий взгляд. Но тщетно - даже Кнуд, родной его брат, упорно отводил глаза.
Двое сводных братьев схватили Хаука под руки, повели за носилками. Он пошел с ними, не сопротивляясь, казался совершенно покорным судьбе. Но вдруг быстро скользнул вниз, не пытаясь переломить своей силой хватку двух пар крепких рук, а освобождаясь от нее. Прежде, чем братья опомнились, Хаук уже мчался по лесу огромными скачками, прямо к обрыву. Слыша за спиной топот догоняющих ног, он бежал еще быстрее, точно затравленный олень. Бежал от своих родичей, гнавших его, как зверя. Надеялся ли он спастись? Нет! Вот перед ним уже разверзлась длинная каменистая трещина, точно рана, оставленная землетрясением. Не останавливаясь ни на миг, беглец бросился вперед. Взвился серый плащ, точно парус на ветру, и Хаук исчез. Братья, едва успев остановиться на краю пропасти, вцепились друг в друга, помогая удерживаться, и в ужасе уставились вниз.