Эскель поиграл желваками, встал и направился к лестнице.
- Да что я сделала-то такого? – расстроилась Эми.
- Ты ему нравишься, – пояснил Ламберт.
- В смысле?
- В смысле, как женщина.
- В смысле?
- Все, я сдаюсь. Геральт, объясни ей, как это, когда она нравится, как женщина.
- Усохни, Ламберт.
- Я пойду его утешу, – Эми встала.
- Да-да, отличная идея, – съехидничал Ламберт.
Геральт попытался подняться, но двое ведьмаков по бокам от него одновременно надавили на его плечи.
- Тебя не касается, – буркнул Ламберт. – Сиди ровно. Эй, ты, помесь вурдалака с дебилом, что там у тебя за пойло? – Он понюхал содержимое бутылки, скривился. – Ты что туда намешал?
- Я сделан из того же дерьма, что и ты. А это – секретный рецепт любящей мамочки. Геральт, ты будешь?
- Наливай.
Глубокой ночью, пьяный вздызг, Геральт не выдержал и зашел к Эскелю. Прислонившись плечом к стене, дабы не рухнуть, он убедился, что его друг спал, как и Эм, примостившаяся на его плече. Несмотря на то, что оба были одеты, ведьмака одолела бешеная ярость. Ему захотелось стащить Эскеля за ноги с кровати и бить, пока не станет легче, но вместо этого он лишь вышел и тихо закрыл за собой дверь.
Эми проснулась, когда еще было темно, пристегнула меч, вышла на балкон. В воздухе чувствовалось скорое приближение осени, различался запах мокрых листьев, почти потухшего костра неподалеку, влажной почвы после дождя. Что теперь делать, как жить?
“Ненавижу это место, – подумала она с горечью. – Ненавижу себя такую, и его со странными желтыми глазами, ненавижу Йорвета за то, что он слишком хорош для меня, ненавижу их всех и весь этот гребаный пустой мир... Ненавижу Фэада за то, что он бросил меня, окончательно изуродовал, лишил возможности увидеть мою девочку... Хотел, чтобы я, по колено в говне, убивала, убивала... Причиняла боль... Не задумываясь над этим, не колеблясь, пока саму не убьют... Все так, как надо...”
Эми закрыла глаза, размяла шею. Ладно. Хочет, чтобы она убивала – пусть так и будет. Теперь уже точно все равно. И потом, свое слово она сдержала – последовала за беловолосым, побыла с ним. Ее совесть почти чиста. Эм перепрыгнула на другой балкон, схватилась за выступ, съехала вниз, мягко приземлилась на траву.
- Ги, ты или шарлатан, или враль, а скорее и то, и другое, – сообщила она себе под нос и направилась к конюшне.
- Где она? – спросил Геральт, вламываясь в комнату и угрожающе нависая над ведьмаком.
- Не знаю, – Гидеон сразу все понял, устало вздохнул и натянул сапоги, которые только что успел стянуть. – Говорил же: не пялься так, спугнешь.
- Зашей себе наконец рот. Поехали.
====== 5.15. ======
Слухи о маленькой девушке с непропорционально большим мечом распространялись почти так же быстро, как Эм меняла свое месторасположение. Она вернулась за гибридом, которого выслеживала по дороге к болотам. Убила оборотня, уничтожила несколько гнезд утопцев. Но ничего не почувствовала.
В дальнейшем ее перемещение стало иметь хаотичный порядок: в погоне за заказами на монстров, она могла кардинально поменять направление несколько раз за день. Денег, которые она практически выбивала у заказчиков, хватало на то, чтобы сводить концы с концами. Она совершенно случайно наткнулась на купца, нуждающегося в помощи, и таким образом получила самого быстрого и выносливого коня, какого ей удалось найти. Но это, конечно, был не Лихо, о чем Эми регулярно сожалела. С этим удивительным конем, обладающим живым развитым умом, они могли бы наделать еще больших дел, сблизиться, подружиться... Эм мучило страшное одиночество. Бывало, что она по целым дням не произносила и не слышала ни одного слова, а в поселениях и домах, где искала работу, людей сторонилась. Да и они ее тоже. Вроде бы, ничего нового, это уже было, но ощущение уязвимости, необходимости поддержки не покидало ее даже в свете последней метаморфозы.
Иногда, перед сном, она обдумывала идею конокрадства: быть может, Руп простит ее за это, а Лихо согласится с ней пойти? Увидит ли он теперь в ней угрозу? Но, при одной только мысли о том городе, Эм сразу начинала думать и о Йорвете; о том, как чаша его терпения переполнится, и он проникнется презрением. Помимо отвращения интересующего ее мужчины, в уме всплывала картина волшебного города и девочки с бирюзовыми глазами, и она была уже совсем нестерпимой. По этой причине пришлось забыть и о Лихо, и о том, чтобы в принципе интенсивно думать.
Зато Эми четко поняла для себя: лучше быть уродом внешним, чем внутренним. Легко говорить, что мы сами выбираем свой путь, когда еще есть что терять и к чему стремиться, когда кровь еще не закипает в жажде убивать, уничтожать, кричать от отчаяния... Она остановила коня, спрыгнула на землю. Отчаяние – очень сильное чувство, а от таковых она планомерно и упрямо избавлялась. Нужно помедитировать.
- Шваль последняя! – разошлась дородная трактирщица с обрюзгшим некрасивым лицом, забрызгала слюной, и Гидеон отставил подальше свою тарелку. – Сама мелкая – едва до стола доросла, а уже дрянь, убивица, барахло, отребье! Вот она кто! Пришла в приличиствуйе место, все разнесла, еле метлой поганой выгнала! А сторожа наши, жопы лентяйские, только к утру явились! Поминай мое слово, – она тыкнула в Геральта толстым пальцем, – ее поймать надо и взвесить на веревке. А еще лучше – на Юг в клетке, а там выпустить. Все нильфы перевымрут...
- Все, спасибо, добрая женщина, – Гидеон вручил ей монеты. – С меня достаточно.
- Ну, как знай, как знай, – трактирщица отошла от стола.
- Поверить не могу, что все так плохо. Шельма!.. Может, она от шока умом тронулась? – Гидеон отхлебнул пива, давно не надеясь на обратную связь от компаньона, и повернулся к молодой девушке с красивыми голубыми глазами, но слишком крупным носом.
- Не верьте хозяйке, – быстро прошептала девушка и поставила на стол хлеб. – Вы же ее друзья, да? Я все видела. Она хорошая, пришла за работой, а хозяйка ей про свою печаль – бандюков местных, цену хорошую предложила. А она сказала, что людей не убивает ни за что. Вот хозяйка и взъелась. А потом к ней нашинские забулдыги стали приставать, смеялись, но она была вежливой, не хотела их обижать. А они ее трогать начали. А она их только побила немножко, и все, но народ же обрадовался, мордобой. Вот и понеслась. А еще она денег хозяйке дала, извинилась...
- Спасибо, – Гидеон испытал истинное облегчение. – Не знаешь, куда она направилась?
- Я ей шепнула про Сувречи, это к юго-западу, там какая-то мракобесь завелась, люди толкуют. Нет, не надо, – она отказалась от денег. – Вы только поспешайте, плохо ей, видно. У меня кумовей перед тем, как руки на себя наложить, такой же ходил. Иду! – обернулась голубоглазая на зов трактирщицы. – Мне пора. Прощайте.
Гидеон одарил ее теплым нежным взглядом, перевел глаза на спутника и моментально скис.
- Знаешь, что есть ты, что нет тебя – разницы никакой. Я за ней еду, потому что единственный друг и заняться больше нечем. А ты, со своей довольной рожей, зачем ее на самом деле ищешь?
- Не твое дело, – Геральт отщипнул от хлеба приличный ломоть и макнул его в мясную подливу.
- Еще как мое. Я ей по сути отца заменяю. И нечего так морщиться! Она же, как тебя увидит, опять драпанет! Давай так: ты дальше возвращаешься к своим бабам и делам, а я за ней. Обещаю, что, когда найду, напишу тебе длинное любовное письмо о том, как мы счастливы вместе, и даже готов выслать прядь ее волос. Будешь нюхать по ночам и плакать...
- Твое общество хорошо лишь одним: воспитывает воздержание.
- То есть?
- Каждый раз, когда ты открываешь рот, у меня перед глазами стоит, как я тебя башкой к столу прислоняю, и ты засыпаешь на неопределенный срок. Пока воздерживался.
- Вот видишь, как хорошо!..
- И я не знаю, – добавил Геральт убийственным тоном, – насколько меня еще хватит.
Гидеон замолчал, не желая испытывать судьбу, но лишь на несколько минут.
Эми проснулась рано, и первым делом промыла и перевязала рану на животе. Ей не хотелось вспоминать свой сон о двоих ведьмаках, не хотелось размышлять о том, почему она снова все это видит. У нее появилась надежда на излечение, пусть слабая, но все же надежда.