- А ты знаешь, что? – спросил мужик и замолчал.
- Не знаю? – предположила она.
- Не знаешь, – протянул ее собеседник с грустью в голосе и почесал залысину.
- Верное дело. Может, кто знает, что с ведьмой стало?
- О да, да-да! Поспрашай в соседней деревне у бабы Афотьи, только она глухая уже и... Умерла, – вспомнил мужик. – О! Поспрашай в другой деревне у старейшины, только он, значится, злыдня последняя, помет песий.
- Хорошо. Бывай.
- Сама такая, – обиделся мужик и распечатал бутылку.
Старейшина оказался хоть и занятым злыдней, но вполне себе охочим до женщин. На счастье Эми, она как раз на днях имела возможность помыться и привести в порядок одежду, которая все остальное время была испачкана либо кровью, либо слизью, либо еще каким-то дерьмом, а чаще всем этим, вместе взятым, и без перерыва благоухала лошадиным потом вперемешку с запахом трупного разложения. По этой причине ей удалось оторвать старосту от дел и уговорить поделиться историей особняка Беллегардов задаром. Единственным неудобством являлись сведенные от улыбки мышцы лица и пошлые взгляды старца, но это можно было пережить.
- Давнее дело, утерянное, – произнес старейшина загадочно. – И закономерное. Весь их род был проклят почти что в зачатке. Долго вымирал, мучительно, и, наконец, вымер.
- Кем проклят? Как?
- А кто же теперь упомнит? Давнее дело. Но специально никто их не проклинал. Сами себя, быть может.
- А ведьма? – поинтересовалась Эми.
- Какая еще ведьма?
- Та, что соблазнила сына.
- Не было никакой ведьмы, все враки. Слово какое интересное – “соблазнила”, – старик чуть заметно облизнулся, опять посмотрел на грудь Эми. Особо выглядывать там было нечего, и это разочаровывало.
- С ваших слов получается, что проклятье появилось само по себе и сохранилось после смерти носителей. То есть выходит, что его не снять.
- Не снять, – повторил старец, – не снять... Выходит, так. Да, так и... Выходит.
Довольствоваться подобным объяснением Эми не могла. Мужики жаловались, что проклятый особняк доставляет много хлопот, что область распространения зла увеличивается, растения болеют, животные, а у людей в голове зарождаются плохие мысли от житья поблизости. Несколько небольших поселений пришлось оставить, как и пасеку. “Так не бывает, – подумала Эми. – Само проклятье не возникает, и проблемы начались как раз перед гибелью обитателей, если судить по рассказам местных. Надо копать глубже”.
- Чего вылупилась, уродица? – спросила у Эми суровая худощавая женщина в возрасте, кормившая кур. – А ну-ка сдрысни с моего забора и подь отседова подальше.
- Я собираюсь снять проклятье Беллегардов, но мне нужно знать правду, – Эм и не подумала убирать с забора руки, на которые водрузила подбородок. – А народ истории рассказывает, одна другой краше.
- Куда тебе, шмакодявка? Еще снималка не выросла!
- А что, много других желающих? Хорошо вам живется с таким вот по соседству?
- С забора сдрысни, – повторила женщина мягче. – Он себя-то не держит. Иди в дом.
Эми молча последовала за женщиной.
- Сюда сядь, за стол. Небось, не жрала ничего путного с неделю, а?
- Есть такое.
- Как тебе так не свезло-то? Вечно с вами одна и та же беда, – она поставила перед Эми тарелку с кашей. – На-ка, хоть наешься досыта перед тем, как сдохнуть. История, значит. Ну, слушай и мотай на ус. Беллегарды незлобные были, а все одно – не в себе. Хозяйка, виконтша, была вдовой с тремя детьми и разъезжать любила. Подобрала она девчонку брошенную с волосами, аки золото, а глазами чернющими. Редкая красавица, скромная, добрая. Но дурная, непонятливая. Подросла, округлилась, и старшой сын-наследник на нее глаз-то и положил. Они навроде дружились. А потом и совсем ум потерял: пытался ею силой завладеть по-тихому, выслеживал, по пятам ходил, но конюх и паренек, что за садом следил, ему препятствовали, как умели. А когда она сбежала сгоряча с бродячим трубадуром – обезумел. Связался не с теми, зло в дом привел. Стряслось там что-то жуткое. Все погибли. И виконтша, и дети, и прислуга, и животные. А он повесился. И с тех пор кто бы ни пошел туда – погибает. Страшно место. Прям вот говорю о нем, и дурно становится...
Эм тоже стало не по себе.
- Может, был какой-то предмет? Он ей что-нибудь дарил?
- Да... Было дело... Жемчужная нить. Да. Точно. Фамильная, древняя. Виконтша боле всего из-за нее серчала, пока остальное не стряслось.
- А где эта девушка теперь?
- Уж лет сорок минуло. Трубадур тот бросил ее, отъехать толком не успели, с ней что-то странное стало твориться. Она и померла. Говаривали, что умом пошла.
- Но ее похоронили?
- Ясно дело. На нашинском кладбище. И крестик поставили. А тебе зачем?
- Хочу цветочки возложить, прониклась.
- Смотри у меня, – женщина прищурилась и потрясла перед носом Эм здоровой деревянной ложкой. – Знаю я вас. Не трожь ее, а то сама прокляну.
- Договорились. Спасибо, добрая женщина...
- Уматывай уже. И знай, что туда за твоим трупом никто не пойдет.
- Да. Я и не рассчитывала.
Эм вышла на улицу, оценила время до заката и с самым наивным видом прихватила лежавшую за сараем лопату с собой.
- Совсем уже докатилась, – бухтела Эми, ковыряя лопатой спрессованные слои земли. – Надо копать глубже... Желания сбываются...
Если нити там нет, то проблема станет глобальной. Где искать украшение? В каком государстве? В земле, на дне реки, по частям и там, и там? Может быть, тогда Вилена сможет помочь? И в каком государстве, в чьей постели искать подругу? Девушка подняла голову, посмотрела на жирную черную ворону, подлетевшую и усевшуюся на покосившийся крест.
- А ну, кыш отсюда, – Эми махнула рукой на птицу, направившую на нее черный глаз, и та принялась каркать, щелкая клювом. – Даже для тебя я не авторитет... Ну и пес с тобой...
Эми было страшно. Она боялась призраков, проклятий, заброшенных домов. Куда приятнее в зловонных ямах убивать то, что не исчезает, чьи движения можно предугадать и распознать. Но выбирать не приходилось.
Лопата уперлась в прогнившую деревянную крышку гроба. Эм отодрала куски досок, поморщилась, осмотрела скелет с фрагментами тканей. Медальон слабо завибрировал. “Что бы это значило? – подумала она. – Убита магией? Ниже, под землей, что-то магическое? Мистика”.
Украшения не было. Эми уныло присвистнула, прислонилась спиной к яме. Вилена, Вилена... Столько времени уйдет зазря... А еще ее проповеди и попытки навязать свою линию...
Девушка сожгла останки, вспомнила, что теперь все это нужно еще и обратно закопать, вылезла наружу и застыла. По спине побежали мурашки.
На покосившемся кресте вместо жирной вороны висела, чуть покачиваясь на ветру, жемчужная нить.
- Вона тута, – обозначил беззубый сутулый мужчина и показал Эми границы. – Далече мене ни на шаг. По тропке туда. И шоб тебя там быстро, без мук...
- Спасибо, – Эми похлопала его по плечу и решительно зашагала по тропинке.
Если местность раньше и была облагорожена, то заросла настолько, что даже не угадывался общий замысел. Она прошла мимо деревянного строения, возможно, бывшего хранилища или чьего-то жилья, обнаружила полуразрушенную конюшню внушительных размеров, мраморные скамьи и статуи с отбитыми носами и достоинством, поросшие зеленью. Беллегарды в свое время не бедствовали. Ее настораживала тишина. Разве не должны призраки этого места вылезать из всех щелей и нападать дружной могучей кучкой? Неужели и правда здесь был лишь один сын-наследник? И где он сейчас?
Эми встала возле домика на дереве, от которого осталась одна стена. Она сама всегда мечтала о таком и надеялась построить его для своих детей. Ближе к земле, на стволе дерева, было выцарапано имя. Должно быть, одного из погибших детей Беллегардов. Тоска, безнадежность и беспросветное одиночество навалились на нее с новой силой. “Я – как это гиблое место, дохлая и пустая, – пришло ей в голову. – А еще опасная и уродливая, как местный призрак, и так же не могу закончить свое бесполезное существование...”