— Получится. Почему ты не хотел остаться с ней? Почему постоянно метался и умалчивал?
— Где моя койка? — Геральт огляделся, но в глазах двоилось, и это мешало найти подходящую плоскость.
— Мы часто не любим разбираться в своих эмоциях, а потом поздно становится.
— Про поздно ты удачно вставил. Спать пора. — Ведьмак отодрал себя от кресла и упал на колени. — Черт, ядреная штука. Заверни себе со мной. Мне с тобой, — поправился он.
— Давай, поднимайся, — Руп перекинул его руку через плечо. — Тебя куда-нибудь завернем.
Второй день исследований подходил к концу и так и не сулил успеха. По крайней мере, для Эм, не разделявшей беспрерывного щенячьего восторга партнера. Тонна макулатуры была тщательно изучена и переведена, суть почти угадана, но не было ни намека на месторасположение загадочных недр или как такового упоминания «света». Зато девушка выяснила, что эльф был Aen Seidhe, не Aen Elle, как ей поначалу думалось. Исходя из его записей, он находился в еще более подавленном состоянии, чем Эм, и видел данный мир в самых мрачных и унылых его красках.
Бесчисленное множество отчетов по испытаниям и опытам рождало предположение, что он был алхимиком, исследователем с серьезным стажем, и необычные компоненты и законы природы этого мира были отдушиной, позволявшей ему смириться с действительностью. Единственным, что грело самой Эми душу в его убежище, стал рецепт эликсира, который, по предположениям Саэроса, мог расщепить субъекта и дать ему возможность путешествовать своей эфемерной субстанцией, правда, как он сам отмечал, «с летальным исходом». Кто знает, может, он стал жертвой собственного изобретения, а вовсе не блюдом?
Эми отложила перо необычной формы, критически осмотрела свое творение. Геральт вышел реалистичным, почти живым, со снисходительным смешливым выражением, полуулыбкой. Так он смотрел на нее, когда девушке удавалось его расшевелить и раззадорить. Это выражение было ей особо дорого, в частности потому, что было ему несвойственно.
— Дидо, смотри, это — Саэрос? — Эм повернула к нему листок с портретом, который она нашла накануне. Маг всмотрелся в тщательно выведенное лицо эльфа с тонкими чертами, миндалевидными старческими глазами.
— О, да, — он забрал у нее лист и грустно улыбнулся. — Это он. О, Божественная Серафида, как же нам его не хватает…
— А это? — Эм показала ему рисунок эльфийки с похожими чертами.
— Анареис, его безвременно почившее дитя.
— Похожи. А кто мать?
— Неизвестно.
— Ну, а это кто? — она продемонстрировала ему портрет, который только что закончила.
— Это… Хм-м… Странно… Может? .. Нет… Кто же это…
— Это — Геральт! — объявила Эми с гордостью и широко улыбнулась.
— О, нет-нет, хватит, не могу больше про него слушать!
— Но почему? Он — самый лучший во всех мирах, клянусь. Если бы он был здесь…
— Умоляю, пощади, хотя бы один день без твоего Геральта!
— А мне каково без конца слушать про Серафиду твою и Татийе? Трудно его всерьез воспринимать, когда так ‘титю’ напоминает. Хотя ты наверняка не знаешь, что это.
— Хорошо, как насчет перемирия? День без них, обоюдно, согласна?
— Согласна. — Эми судорожно отложила рисунок кисти Саэроса, напомнивший ей о длинных умелых пальцах Йорвета. — Дидо, а это кто?
Она повернула к нему изображение худощавого мужчины с раздвоенным носом и ртом на подбородке. Самым знаменательным в портрете были глаза: большие, цепкие, пронзительные.
— Это Повед.
— Какой еще Повед?
— Ты его видела, король Третьего королевства.
Эм вскинула брови и еще раз посмотрела на рисунок, но не нашла ни одного сходства с жирной вонючей тушей, с которой имела неудовольствие встретиться.
— Не верю.
— Это он до того, как его одолела чрезмерность. Саэрос проводил с ним много времени, рассказывал про свои края. Про то, как… Как едят других. Повед всегда отличался живым умом и лидерскими качествами. Он пересилил себя и решил испытать этот опыт лично.
— А как зовут того, кто съел Саэроса?
— Корункан. Я понимаю, к чему ты клонишь, но Саэрос никогда не опустился бы до общения с этим… Индивидом.
— А какой он, этот Корункан?
— Большой. Злобный. Опасный. Хватит о нем.
— Почему вы Поведа не уберете? Ты говорил, что вы хотите другого убрать, который стал злым. А этого почему оставляете?
— А почему мы должны его свергнуть? На каком основании?
— Он ест своих подданных, этого что, недостаточно?
— Его подданные не жалуются.
— Наверное, из желудка трудно жалобы писать!
— Мы не имеем права судить. Это его дело.
— Нет, подожди, — Эми возмущенно воззрилась на партнера и ткнула в него пальцем, — ты только что еще раз подтвердил, что вы осудили другого, до этого взорвал несчастного изгоя, постоянно мне вердикты выносишь, а теперь вдруг «мы не имеем права осуждать»? Это как? И потом, вы такие добрые и хорошие, что у вас на глазах едят беззащитных, и это — дело одного полоумного толстяка?
— Не моя беда, что ты не способна понять таких простых вещей.
— Потому что логики нет никакой! Раз он король, то ему все можно?
— Все, закончили.
— Нет, Дидо, хватит от меня отмахиваться. Кто судит отверженных и за что? — Маг отвернулся. — Я нахожу унизительной твою манеру отворачиваться и игнорировать, когда мне нужны ответы!
— Нельзя повышать голос, — пробурчал Дидо.
— А в глаз тебе ткнуть можно острым предметом?
— Нет.
— Ах, какая жалость, — съязвила Эми и повернулась к столу.
Девушку страшно раздражала несправедливость. Надо же, мудрый эльф сам научил короля питаться плотью тех, кто от него зависел. Мало того, этот же эльф открыл «деформацию» и вместо того, чтобы оставить народ в покое или хотя бы сделать часть населения похожим на него, не стал осквернять память сородичей, благополучно настругал кучку D’hoine и объяснил, как лучше ему служить! Эм внезапно осенило.
— Дидо, ну хватит дуться, лучше скажи: мы первые здесь оказались? Это важно! Ну пожалуйста! — Маг не сдавался и упорно молчал. — Смотри: если мы оказались первыми, то эти приятели твои здесь не были, правильно? А ты говорил, что часть из них погибла, пытаясь помочь «свету». Значит, они не здесь узнали расположение недр, разве нет? Здесь нет нашей разгадки! Подумай, как они могли узнать?
— Не представляю.
— Подумай, должна быть зацепка!
— Нет! Это все здесь, мы найдем, обязательно найдем.
— Дидо, ты уморишь меня в этой дыре с записюльками, причем зазря. Надо выбираться отсюда…
— Читай, — приказал маг и вручил ей очередное полотно.
====== 6.7. ======
Эми вышла на свет божий и прикрыла глаза ладонью — солнечные лучи стали испытанием для них после сумрака подземного обиталища. В душе у нее зародилось подобие трепета и радости оттого, что, после многодневного истязания Hen Llinge, удалось наконец выползти из сырого подземелья на относительную свободу. Ее попутчик же, наоборот, был настолько подавлен и расстроен, что его маленькое лицо сморщилось и стало похоже на высохшее яблоко.
— Рассказывай подробно план, — Эми устроилась в лодке и потерла в предвкушении ладошки. Почему-то этот день обещал быть самым лучшим из всех дней, проведенных под двумя солнцами. Эми объяснила себе это ожидание хорошего результатом освобождения и решила поменьше об этом думать, чтобы не лишиться его раньше времени.
— Нет у меня плана, — прохныкал Дидо.
— Но как же? Будем с тобой расследовать и восстанавливать путь твоих собратьев. Для начала нам нужно найти того, кто общался с тем, кто погиб в недрах. Так мы получим первую подсказку.
— Бесполезно. Повед уже доложил Верне о том, что произошло. Они нас выловят, тебя отправят на служение риеррванам, а со мной и того похуже сотворят. Мы должны были найти координаты у Саэроса и вызволить Татийе к этому времени. Это был наш шанс.
— Значит, мы переоденемся и будем тщательнее выбирать дорогу. Ты, главное, подумай, с кого начать. — Дидо помотал лысой головой и спрятал ее в колени. — Ну же, что за упаднические настроения? Кто твоего Татийе спасет, если ты руки опустишь?