— Это… твоя мать? — спросила она, преодолевая першение в горле и хрипоту.
— Уже нет.
— Что? ..
— Ты что, одна из них? Из этих?
Только сейчас Эми обратила внимание на прямоугольный шрам мальчика, заполнявший всю шею.
— Неужели ты… Отверженный? ..
Мальчик скривил губы.
— Мы все тут отверженные. Ты откуда свалилась?
Эми вспомнила несчастного, которого испепелил Дидо. У того на шее шрам был овальный, хотя в общем линии и рисунки внутри него были схожими с линиями в переливающемся шраме мальчика. Оглядев помещение, она обнаружила в углу человека-жердь с ромбовидным лицом и выпуклыми глазами по краям, как у рыбы, шестерых вислоухих человечков, подданных Поведа, одного со ртом на подбородке, двух уродцев на четырех лапах, скрытых одеждами, и с десяток таких, как она и мальчик. Все они сидели по группам — принадлежности, в полной тишине, у всех были прямоугольные шрамы. У всех, кроме его матери.
— Почему… Не круг? .. Печать…
— Ты правда не знаешь? — Эм положительно моргнула. — Такой, как у меня — кормежка риеррванов. Такой, как у нее, — он пренебрежительно ткнул в сторону матери, и та тихо всхлипнула, — на самостоятельную гибель. Это ее из-за меня, чтобы другим неповадно было.
Эм из последнего пояснения поняла, что участь женщины, по их представлениям, была хуже других.
— Ты же ребенок еще… — прошептала Эми с болью в голосе.
— Я не ребенок, — оскорбился Малей и сдвинул брови. — Дед говорил, что мужчина кроется не в возрасте, а в характере.
— За это тебя? ..
Отверженные испуганно зашикали, и Эм ощутила движение за спиной. Мальчик отсел к стене, насупился, посмотрел исподлобья, но стражники не обратили на него внимания, дернули Эм за руки, отчего она глухо и жалобно вскрикнула, и потащили по коридору. Ноги девушки не слушались, волочились по полу, как тряпки, отдавались болью. Надо было бежать, сейчас, пока не поздно, спасти мальчика и остальных, но ей не удавалось даже полноценно поднять голову.
Ее приволокли в небольшую комнату, оставили на кресле. Шаги стихли за звуком закрывающихся дверей. Эм с огромным трудом привела голову в относительно вертикальное положение, увидела перед собой длинный стол, заставленный невиданными приборами и веществами. Тяжелое неприятное предчувствие и воспоминания об опытах, над ней проводимых, сдавили грудь. «Давай, тряпка, — ругалась она на себя, тщетно призывая руки и ноги слушаться, — вставай. Надо идти. Надо…»
К столу подошел щуплый лысый человечек в бордовом платье, зазвенел сосудами.
— Дидо, — радостно выдохнула Эми, и с души у нее словно камень свалился. — Что так долго? .. Помоги… Надо уходить… Не могу встать…
Человечек обернулся, повел мясистым носом, сверкнул глазками. Сходства между ним и Дидо не было никакого. На Эми снова навалилось предчувствие дурного.
— Дидо, значит, — прошелестел человечек и наклонил на бок голову. — Это он дал тебе то, в чем ты одета?
— А ты… Какой по счету? ..
— Мое имя Лако, Восьмой, если хочешь знать. Но тебе это не пригодится.
— Верни… Силы, — выдавила Эм. — Руками помашу…
— Смешно, — отозвался маг, и по голосу было ясно, насколько он безразличен к чему бы то ни было.
— Что со мной… Будет? ..
— Скормят риеррванам, как и остальных, — он вернулся к столу.
— Я… Не сделала ничего… Там был… Черный… Скаур… Это он…
— Ты публично ударила его ногой. Без вариантов.
— Он специально…
— Не имеет значения.
— Его тоже…
— У него неприкосновенность. Кто-то должен делать грязную работу, — добавил он мрачно и обмакнул пальцы в перламутровую жидкость.
— Я не отсюда… — захрипела Эми, борясь с липким страхом. — Просто хочу домой…
— Тем более.
— Несправедливо… Мальчика… Отпустите… — Маг подошел к Эм, окинул ее пустым взглядом. — Татийе…
— О, Божественная Серафида, и тут покоя от его бредней нет! — Возмутился маг, впервые проявляя сильную эмоцию.
— Я помогу…
— Не знаю, откуда он тебя откопал, но уж поверь: Тринадцатый с его безумием известен давно и прочно. Все, что он тебе говорил, страшная ложь. И скоро он за все ответит.
— Не может…
— Теперь закрой рот. Мне нельзя отвлекаться.
Эм вяло возражала, пока маг плавными движениями пальцев придавал перламутровым потокам необходимую форму. Сосредоточенность его лица моментально сменилась ужасом, когда он впечатал рисунок в ее шею. Эм, давясь собственной кровью, попыталась накрыть глубокую рану ладонями, обмякла и свалилась на подлокотник, ритмично окропляя кресло и пол алой жидкостью. Никогда еще Лако не видел ничего подобного — ни такой реакции, ни крови, и беспомощно запрыгал на месте.
— Прекрати! — взвизгнул он, не веря своим глазам. — Перестань! Ты за это ответишь! Хватит! Сядь обратно!
Слова не возымели действия, и маг начал догадываться о том, что произошло. Быстро стащив девушку на пол, он запустил пальцы в ее разодранное горло, впопыхах залатал порванные ткани и, вспотевший, отпрянул.
— Вынесите! Вынесите это отсюда! — Потребовал он истерически, выглянув в коридор. — Уберите подальше! Немедля!
Еще долго после того, как Эм унесли, маг мерил шагами комнату, успокаивался, изучал алую высохшую жидкость на руках, нюхал ее, пробовал. Размышлял.
Подозрительно, что его не предупредили.
Удивительно, что существует подобное содержимое. Удивительно, мерзко и немыслимо одновременно.
Без сомнений, это был новый материал для риеррванов, и реакция на него была бы непредсказуемой, неизученной. Каким получится результат? Станет ли этот материал губительным или же наоборот, более производительным? Был только один способ проверить.
Он собрал с пола и кресла всю подсохшую жидкость, какую смог, разбавил содержимым одного из своих бутыльков и вышел за дверь.
Зима превращала в унылую серую местность даже Долину Цветов, негласно признанную одним из самых красивых мест Севера. Не то, чтобы Геральта занимало это явление, скорее просто бросалось в глаза. Он смертельно устал, измучился и испытывал к себе гадливо-презрительное чувство, смешанное с виной. Разбираться, в чем причина подобного состояния, у него намерений не было.
Эльфы Долины Цветов, представлявшиеся самыми мудрыми, терпимыми и настоящими, на поверку оказались самыми нетерпимыми и высокомерными эльфами из всех известных ему Aen Seidhe. Они великодушно отрезали его от всего, что было связано с его же планом, выделили ему небольшое помещение — землянку на отшибе, служившую ранее складом, – и использовали любую возможность, чтобы напомнить ведьмаку, как сильно его тут не жалуют. Впрочем, отмечал Геральт, многие из его наблюдений могли быть связаны с мрачным расположением духа, вынужденным бездействием и одиночеством. Можно было уехать, занять себя заказами, отыскать Лютика и утопить неприятные мысли в алкоголе, но его держала Вилена и надежда на прояснение ситуации.
Он снова и снова спрашивал себя, зачем им понадобилась Эм, как ее защитить, если они ополчатся на нее по возвращении, что с ней происходит сейчас, жива ли она, в безопасности ли. Он злился на себя, на нее, досадовал, терялся в противоречивых эмоциях и мыслях, беспокоился, потом злился, что настолько одержим, и мучился желанием как следует напиться.
Ему не хватало ее. С Эм все было по-другому. Часто странно и необъяснимо, но естественно, комфортно, как дыхание. И очень сильно, насыщенно. Геральт, как и прежде, не мог осознать до конца, почему его так сильно тянет к этой девушке. Когда Эм была рядом, его состояние и необъяснимые события органично вписывались в существование и уходили на второй план. А без нее все снова начинало напоминать фарс, бессмыслицу. Но даже теперь он тосковал по ее улыбке, выходкам, заявлениям и неожиданным переменам. Она была и женщиной, и ребенком, и безжалостным убийцей, и сердобольной наседкой, и поборницей нравственности, и пылкой любовницей, провоцирующей, вызывающей. Кроткой, но своенравной и упрямой; непосредственной, но мудрой. Она была живой, непредсказуемой, меняющейся, как сама жизнь.