Керр медленно закрыл глаза. Ее слова причиняли страдание, Эм видела это и была равнодушна. Она хотела донести до него мысль, остальное было неважным.
— То, что ты оставила себе, это ничто, пустое место. Ты убила себя и даже этого не осознаешь.
— Я не вижу взаимосвязи между твоей и моей идеей.
— Он отрекся от меня, — Керр в отчаянии и желании защититься схватил себя за плечи, — отрекся, но дал мне вторую жизнь! Потому что знает, что его нет без меня, а меня — без него. А где ты? Осталась одна оболочка, все пустое внутри!
— Теперь ты отнимаешь мое время.
— Ты не можешь уйти, — процедил Керр с железной уверенностью.
— Тогда я перережу здесь всех, кого успею, пока ты будешь бежать за хозяином, — спокойно отозвалась Эм и скрестила руки на груди. — Более того, в итоге и он не сможет ничего сделать. Знаешь, почему? Потому что в свое время не избавился от бессмысленного и ненавистного камня на шее. Тебя, Керр.
Молодой человек ошалело следил за тем, как Эм отворачивается, возвращаясь к упражнениям и давая понять, что разговор закончен. Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— Делать-то что будем? — обратился к нему шепотом Фок, ожидавший неподалеку.
«Я уже сделал непоправимое, — подумал Керр с горечью. — Больше сделать невозможно. Может быть, ей нужно на тот остров, остаться там навсегда и не причинять никому зла».
Не так он представлял себе их общение. Его планы были плотно переплетены с Эми и не имели окончания, теперь же приходилось не только прощаться с ней, но и пережить тяжелые обстоятельства их разрыва. Девушка была потеряна, уничтожена, и Керр ничего не мог с этим поделать.
— Дайте ей хинагибан, — выдавил он через силу. — И забудьте об ее существовании.
Малей не мог смотреть, как Эми уходит, не мог слушать злые речи и переносить чужое равнодушное лицо. Однако больнее всего ранило то, что его отвергли. Мальчик понимал, что ничего ожидать не приходится, и все-таки верил, что сможет достучаться. От ее брезгливого взгляда – реакции на сокровенное – бросало в жар. Как теперь без нее жить? Все было потеряно, кончено.
Он вздрогнул от прикосновения ладони к плечу. Рядом всплыло понимающее и сочувствующее лицо матери. Нашла его, спрятавшегося, пришла поддержать. Зачем? С ней все давно было понятно.
Малей шикнул, скинул с себя руку женщины, и она погладила его по голове; оттолкнул — и она села рядом, печальная, преданная. Сколько раз он отталкивал ее, наказывал за предательство. Если бы не она…
Если бы не она…
Если бы не мать, то он не узнал бы Эм, не встретил деда, не изменил свою жизнь. Разве можно искренне предавать и при этом возвращаться, когда тебя выгоняют? Наказывая ее, он наказывал и себя — презрение и отречение от некогда близкого человека накладывали свой отпечаток. Эм говорила о том, что каждый поступает, как может. Значит, мать могла действовать из лучших побуждений или ограничений, как и Керр, уничтоживший Эм, как и сама Эм. «Как и я», — подумал мальчик, и в груди у него зарождалась непоколебимая решимость. Ничего не потеряно, просто нужно действовать быстрее, интенсивнее. Свергнуть гиганта, искоренить само понятие «отверженный», добиться справедливости и порядка — это было возможно, он чувствовал это, предвидел.
«Какова бы ни была ее воля, моя будет сильнее, — закончил он убежденно. — Где бы она ни была, я найду ее, заставлю вернуться и уже не отпущу».
====== 6.16. ======
Комментарий к 6.16. Милый друг, на мой взгляд, мы приближаемся к самому интересному. Делюсь с тобой своим видением:
Лабиринт и последняя битва: /vk/ Danny Cocke – The Quickening (это обалденно! все так, как люблю!)
Бал писался под музыку Tudors – Finale (теперь уже Trevor Morris – 1st Season Finale (OST The Tudors ) )
Белый Лес: OST Мерлин – Песня ведьмы
Приятного чтения)
Воспоминания — это не более чем обрывки прошлого, искаженные порой до неузнаваемости, выполняющие самые разные роли. Эм если и видела в них смысл, то в плане опыта — подспорья, способного оградить от повторения ошибки. Почему же сейчас, когда она была в шаге от пресловутых «недр», ее потянуло на ностальгию? Были ли виной несвежие фаоли, или смутное предчувствие тяжелых испытаний? Договор, заключенный между ней и Дидо, отошел на второй план. Сам остров, на котором они очутились, являл собой пример чего-то удручающего и мертвого — начиная с черной, липнущей к ногам земли, точь-в-точь как возле дома Дидо, и заканчивая бездушными агрессивными существами, его населяющими.
Йорвет, неожиданно появившийся у костра когда-то давно, в другом мире; Геральт, символизирующий дом и все, что было дорого и необходимо. Воспоминания. Прошлое, потерявшее ценность, остроту и значение.
Для Дидо воспоминания имели совсем другой характер: он был напуган до полусмерти. Наблюдая украдкой за Эм, он, как ни пытался, не мог уложить в голове последние события и саму суть находящегося рядом человека.
Она, чужеземка, выступающая против несправедливости и бесчестья, сама стала злом, настолько искушенным, что невозможно было уследить за движениями ее оружия.
Она била его. Била!.. Когда он отказался закрыть отверстие, из которого вылезали неизвестные природе животные, желавшие уничтожить непрошеных гостей, она била его! Волочила по безжизненной земле! А потом, поняв, что это не помогает, сложила руки и сообщила, что тоже отказывается от борьбы. Она ВЫНУДИЛА преступить через все, во что он верил.
Дидо помнил в подробностях, как его схватило крылатое чудовище и подняло в воздух. Там, над землей, оцепенев от ужаса, он видел, как она бежала, перепрыгивая через бездонные трещины, разрубая хватавшие за ноги коренья, вслед за ним. Она заставила другого монстра взмыть с ней в небо, пуститься в погоню, и… О, Божественная Серафида!.. Она без тени сомнения принудила одного монстра напасть на другого!.. Пока они рвали друг друга на куски по ее прихоти, она, травмируя руки, вытащила его из кольца огня, призванного защитить от нее же. И она бросилась на Дидо, скинула со скалы… Если бы он не успел создать шар, смягчить удар…
Она стала причиной жгучего чувства досады, разочарования, неотвратимости и животного, непреодолимого страха. И вот она, сидит, как ни в чем ни бывало, будто не понимая, что являет собой все самое темное и отвратительное, что могло существовать на свете! И нет другого пути, кроме как скрывать свое отвращение и подыгрывать ей. «Возможно ли, — спрашивал себя Дидо в болезненном состоянии ума, — возможно ли, что победить зло способно лишь другое зло?..»
За тяжкими мыслями маг едва обратил внимание, как Альдеран, звезда, освещавшая округу ярким серебристым светом, растаял, уступая место первому витку Визсрана.
— Пора, — напомнил расхрабрившийся Дидо натужно бодрым голосом, подавляя скорбь и неприязнь.
Эм поднялась, без нужды поправила ремень крепления меча, пристегнутый на хинагибан — удобную и призванную защищать от повреждений форму охранников материка, представлявшую собой костюм с пластинчатым жилетом. Звенья жилета больше напоминали тонкую невесомую чешую, весьма необычно сделанную. Краснолюды были бы крайне заинтересованы в изучении этой работы. Рукава костюма были безвозвратно испорчены огнем, пришлось их обрезать, чтобы лишний раз не бередить ожоги, как и подол мага, не послушавшего совета надеть штаны. Эм досадовала на Дидо, на его недальновидность, трусость и непоследовательность, ведь его действия не раз подвергали обоих смертельной опасности. Также она находила неправдоподобным объяснение, что растение указало ему путь, «научило понимать», однако ничего другого не оставалось, кроме как идти за ним и его «пониманием», которое и привело их в это ничем не примечательное место посреди ссохшегося кустарника.
Наблюдая за тем, как Дидо колдует руками, Эм немного удивилась новой находке — идее, что она обязательно должна попасть в «недра».Лично для нее ничего интересного в этом походе, кроме рабства мага, не было, и в то же время ее почти тянуло дойти до конца и посмотреть, что произойдет. Она была уверена, что остров, на котором они находились, был уничтожен искусственным образом, как был уничтожен буерог и местность вокруг дома Дидо, чтобы спасти ее от смерти.