— Здесь есть полотнища, под которыми будем спать, припасы еды, пара бутылок рома, немного одежды. Я тебе рубашку сшила… — покраснела она. — Вопрос с оружием, конечно, так быстро решить не удалось, зато лошадь можем взять ту, которую ты привел из леса…
Она запнулась под его пристальным взглядом. Геральт неспешно вытер руки о полотенце, поблагодарил и вышел на улицу. Эм, естественно, вылетела за ним.
— Я знаю, что ты думаешь, — быстро пролепетала она, пытаясь поспеть за его размашистым шагом, — я правда очень понимаю, но и ты поймешь со временем, вот увидишь! Я тебе очень пригожусь!
Геральт резко остановился и жестко отрезал:
— Нет.
Эм внутренне сжалась. Глядя на удаляющегося ведьмака, она отчаянно крикнула:
— Но ведь ты же идешь на юг! Мне тоже надо на юг! Пожалуйста, возьми меня с собой! Обещаю, что оставлю тебя в покое, когда доберемся до места, — прибавила она уже спокойнее, когда он посмотрел на нее.
Мысленно проклиная все на свете, в особенности свою невнятную позицию относительно этой особы, причиняющей столько беспокойства, ведьмак обдумывал дальнейшие действия.
====== 1.3. ======
Когда Геральт из Ривии и Эм из ниоткуда отправились в путь, солнце было уже в зените. Сказать, что зрелище, которое они представляли собой, было забавным, значит не сказать ничего.
Эм, гордо восседающая на бурой лошадке, светилась от счастья так, что, казалось, вот-вот лопнет и явит миру свои скудные внутренности. Это самое счастье, которое ее переполняло, делало краски дня ярче, а еще обиралось в комок где-то в районе горла и не давало ей вдохнуть полной грудью. По этой причине она постоянно давилась слюной, откашливалась и исправно возвращалась в прямое положение. Никогда еще птички, листочки, навоз на дороге и смутная перспектива будущего не казались ей столь прекрасными.
Геральт же, напротив, был хмур и подавлен. Он никак не мог сообразить, по какой причине согласился взять на себя эту обузу; также он не мог представить себе, каким образом теперь ему удастся проделать намеченный длинный путь и заработать на пропитание. Оставалась надежда, что судьба сжалится над ним и девчонка отвалится самостоятельно по дороге. Боковым зрением он мог удостовериться, что до момента отваливания ей еще зреть и зреть.
Геральт, пожалуй, не был ни ханжой, ни особо озлобленной личностью, скорее наоборот. Все чаще он стремился быть в стороне от жизни других людей, насколько ему позволяло чувство справедливости. Но горделивая мазель, разучившаяся глотать слюну, маячила справа и постоянно раздражала своей назойливостью и неадекватностью. Информации о ней не было никакой, визуальный образ о ней метался между тушкой, напавшей на него в обозе, и неотвязным курносым носом с веснушками – “о, милсдарь, сама пойду на юг, съедят, потом изнасилуют, а все на Вашей совести!”
Вот в таких интересных эмоциональных состояниях прошли они добрых три часа, не проронив ни слова. Геральт хотел наконец выяснить, кто его спутница, откуда и в связи с какими обстоятельствами она оказалась в том злополучном обозе (не стоило вмешиваться!), но не мог справиться с раздражением. Вот они, последствия женских манипуляций, и реакция мужчины, загнанного в угол.
Вскоре перед ними оказался указатель, информировавший о близости деревни и таверны. У Эм, несмотря на ее невероятное счастье, уже давно онемел зад, отваливалась спина и бурчал желудок, поэтому она моментально оживилась еще больше, как будто это было возможно. Геральту тоже не мешало напиться. Таким образом, решение было принято быстро и все так же молча.
При беглом осмотре деревня казалась довольно бедной и малонаселенной. Подъехав к таверне, Геральт ловко спрыгнул с лошади и привязал ее, затем сгреб горе-наездницу с седла на землю, осознав, почему она сама слезать не желает, и пошел к входу. Эм, хватаясь за свою лошадь, старательно делала вид, что ищет в гриве важный предмет, а не ждет, пока ноги снова обретут чувствительность. Как бы подтверждая свое алиби, она махнула с соответствующим выражением ведьмаку рукой, мол, иди, догоню.
Как ведьмак и предполагал, в таверне тоже было немноголюдно. Он устало опустился за стол и провел рукой по волосам.
- Тяжелый день? – услышал он низкий голос возле себя. Геральт посмотрел на человека, определил его, как трактирщика, и ответил:
- Бывало и лучше. Пива и поесть на двоих найдется?
- Поесть найдется, но только если быстро, – трактирщик обвел его тяжелым взглядом. – Нам тут не нужны неприятности.
- Они никому не нужны.
Геральт уже расправился с нехитрым обедом и даже немного остыл, а назойливая мазель так и не осилила путь от лошади до стола. Путь этот был, прямо скажем, вполне себе осиливаемый, даже для такой непутевой особы.
Ведьмак заподозрил неладное, но тут же поймал себя на мысли, что искренне не верит в опасность, найденную ею за этой дверью. Скорее он представлял ее, потерявшую «где-то здесь» свою юбку, или с выражением рассказывавшую байку зевакам, или строившую здесь же, из собранных камешков, церковь на благо человечества. В лучшем случае.
Выйдя во двор, Геральт обнаружил Плотву, мирно ожидавшую его на том же месте, где он ее оставил. Но вот сумасшедшей с лошадью не наблюдалось. На мгновение он подумал, что, возможно, жизнь сжалилась над ним, но тут же увидел неподалеку приближающуюся знакомую фигуру.
- Ты променяла лошадь на волшебные бобы? – предположил он, когда Эм подошла, неизменно улыбаясь.
- Нет, конечно, нет! Ты только не ругайся. Понимаешь, обстоятельства были таковы, что… – она почувствовала всем нутром, как ведьмак напрягся. – Я отдала ее тому, кто нуждался в ней больше.
Геральт с минуту пытался справиться с оторопью.
- Где лошадь? – он угрожающе навис над ней. Не получив ответа, с досады он чуть было не пнул стоявшую рядом бочку с водой.
- Значит, собрать тюк с тряпками госпожа Практичность догадалась, а о том, что… хм… потерять лошадь, направляясь в долгий путь – самый, пожалуй, непрактичный ход, – нет, – вяло заключил он. – Пойдешь пешком.
День близился к своему логическому завершению. Геральт, поставленный перед непростым выбором, ввиду отсутствия второго источника передвижения, в конечном итоге принял решение значительно сократить путь. Путь напрямую через лес позволял достигнуть границы с Реданией на три дня раньше. Это не могло не повысить риск, но, по правде говоря, ему уже было как-то все равно. Фарс продолжался, ощущение внутреннего бессилия и нереальности происходящего не покидало его.
Когда сумерки начали сгущаться, Геральт остановился, расседлал Плотву и кинул в сторону Эм полотнище.
- Переночуем здесь.
На удивление девушка была кротка, молчалива и послушна. Она тут же, где стояла, расстелила ткань и завернулась в нее, точно солдат во время учений. Геральт нехотя отметил про себя, как ей идет слово «нелепость», и направился собирать хворост.
Когда костер был разожжен, оружие снято, а лошадь пристроена, ведьмак опустился на колени и, вероятно, погрузился в медитацию. Эм не могла точно сказать, что он делал, но лицо его разгладилось, стало умиротворенным. Она долго и внимательно разглядывала его черты, ставшие такими родными за бесконечные годы ожидания. Желание прикоснуться к нему нарастало в ней каждую минуту. Эм закусила губу и резко отвернулась. Мысленно проклиная себя за свое поведение с самой первой их встречи, она напомнила себе, что сейчас вскочить и начать его облизывать было бы достойным завершением их короткого общения. Она шумно выдохнула и попыталась абстрагироваться от холода, насекомых, шорохов и пугающих звуков темного леса.
====== 1.4. ======
- Подъем. – Эм вздрогнула и резко села. Сообразив, что происходит, она подумала, что столь грубый тон – достойная замена увесистому пинку.
Геральт уже был готов, как и Плотва. Он стоял в напряженной позе, ускользая взглядом куда-то вдаль. “Вероятно, я дослужилась до какой-то высшей степени презрения”, – раздосадованно подумала она и растерла замерзшие ноги.
- Пора идти, – сообщил он, не меняя тона. Эм быстро поднялась и убрала полотнище, отметив про себя, что с высшей степенью она, пожалуй, переборщила, перспектива роста явно есть. «Что бы ни случилось, – пообещала она сама себе, едва поспевая за ним, – надо оставаться самой собой, быть искренней. Надо поговорить, объяснить все, закончить с этой непонятной ситуацией. Привет, Геральт, меня зовут… как сам выберешь, я как бы совсем издалека, у меня были видения – вероятно, все дело в половой неразборчивости моей прабабки, – а еще я хочу с тобой быть, ты не мог бы испытывать ко мне такие же нежные чувства, как я к тебе, и начать прямо сейчас?»,- усмехнулась она сама себе и чуть не споткнулась о торчащий поперек пути корень. Вспомнив о чем-то, она посмотрела на подол своего грубого серого платья, провела ладонями по волосам, моментально представив себе масштаб творившейся с ними трагедии, ощутила собственную несвежесть и совсем поникла. Тот самый мужчина, из-за которого она превращалась в полоумный кисель и мысли о котором навевали невероятную тоску, сейчас шел прямо перед ней. Она почти физически ощущала его решимость, волю, мужественность, отражение которых прослеживалось в его походке, широких плечах, оружии, неизменно висящем за спиной. «Тяжелые, наверное, холодные, – подумала она о мечах. – А волосы, должно быть, жесткие на ощупь…». Эм резко встряхнулась, напомнив себе, как бездарно и быстро все закончится в случае любого ее неосторожного движения. В конце концов, она заставила себя подумать о чем-то другом. Неожиданно она осознала, что совершенно не замечала того, что почти не ела и не пила за последние несколько дней, а еще постоянно испытывала неудобства и ломоту в теле, в том числе и последствия ее вчерашнего опыта верховой езды и сна на земле. Близость ведьмака действовала на нее очень необычно и сильно: она могла поклясться, что по его указанию выдержала бы любые физические нагрузки и без колебаний сделала бы все, даже то, что всегда внутренне осуждала. Эта мысль удивила ее, но – опять же, странно – не испугала. На этой волне Эм так же неожиданно почувствовала, что мох под ногами мягкий, а воздух влажный, плотный, но дышится ей легко. Эм вдохнула полной грудью, поймала ветерок на лице и вспомнила место, в котором провела все свое детство. Там не было лесных массивов. Как же она раньше не заметила всего этого? Свет, пробивавшийся сквозь листву, украшал, дополнял общую картину, ярко высвечивая ее участников. Невозможно было сопротивляться этому ощущению естественности, чистоты и первозданной, неизвестной ей ранее силы…