Что касается первых двух языков, перечисленных здесь автором, то следует отметить, что их распространенность на территории Восточной Европы вызывает сомнения. Латынь, являвшаяся средством международного общения в Западной Европе в период Средневековья[207], никогда не играла такой роли на востоке. Еще меньшее распространение имел немецкий язык.
Сложен для интерпретации термин danskr (dönskr), который мной переведен как «датский». История развития значений этого слова такова, что для его понимания необходим более узкий, хронологически определенный контекст. Для периода XI–XII вв., характеризовавшегося сильным датским влиянием в Скандинавии, слово использовалось для обозначения общего для скандинавских народов языка[208]. По мере утраты Данией своей доминирующей роли и формирования отдельных национальных государств в Скандинавии термин сузил свое значение и стал означать собственно датский язык. Время, когда создавалась сага, приходится как раз на тот момент, когда без широкого контекста сложно однозначно интерпретировать слово danskr. Если автор саги ощущал перемену значения термина и архаизировал свой текст, тогда мы можем полагать, что он использовал термин для обозначения общего древнескандинавского языка, который был близок древнеисландскому. В этом случае можно считать, что в саге сохранилось свидетельство, характеризующее период интенсивных скандинавовосточноевропейских связей, одним из проявлений которых было распространение в Восточной Европе скандинавского языка.
Название последнего из перечисленных языков в рукописях вариативно. В основной рукописи А (середина XV в.) употреблен термин girszskr – «гардский». Однако в рукописях C и D, датирующихся рубежом XVII–XVIII вв., термин заменен на griskr – «греческий». Эта замена существенна: она может являться свидетельством того, как писец, написавший ту или иную рукопись, понимал сюжет саги, в котором Силькисив и ее государству отводится важное место. Когда, согласно саге, королева Силькисив задала свой вопрос незнакомцам, то логично предположить, что она сначала обратилась к ним на своем родном языке, а затем сделала попытку установить контакт и на других известных ей языках. Из этого можно заключить, что писец, употребивший в своем тексте слово «гардский», считал, что язык Древней Руси не был для королевы родным, но входил в число известных ей иноземных языков, на которых она могла разговаривать с людьми, проездом оказывавшимися в ее стране. Рукописи C и D едины в том, что используют другой термин: здесь одним из языков, известных и неродных королеве, является не «гардский», а греческий[209]. Замена термина в более поздних рукописях свидетельствует о том, что, во‑первых, писцы рассматривали Византию как одно из государств Восточного Пути и, во‑вторых, их представления о том, где могло располагаться описанное в саге государство Силькисив, были несколько иными, чем в XV в. Возможно, что они рассматривали Восточную Европу, в частности Русь, как место пребывания этой героини.
Сообщение саги, включенное в экспозиции к рассказам об Ингваре и Свейне, о том, что на Руси существовала определенная система языковой подготовки людей, которые предполагали пробыть там некоторое время или намеревались осуществить какое-либо путешествие по ее территории и прилегающим к ней регионам, уникально. Других данных, подтверждающих достоверность этой информации, ни в русских, ни в западноевропейских источниках, рассказывающих о языковой практике XI в., не содержится. В то же время вопрос о языке как средстве установления контактов между участниками походов и населением тех мест, где они оказывались, неоднократно поднимается в саге. Можно полагать, что упоминание о том, что герои получили навык общения на разных языках, распространенных вдоль реки, по которой проходил маршрут, было сделано не только для того, чтобы сообщить интересные сведения. Скорее, эта тема была существенна для произведения в целом[210].
Благословение отряда епископом перед началом похода
Последний сюжетообразующий мотив, относящийся к экспозиции, включает упоминание о действиях епископа перед отправкой отряда в путь (рис. 6). В Походе Ингвара отмечено, что роль епископа в подготовке экспедиции ограничивалась тем, что он освятил для Ингвара боевой топор и кремни. Судя по контексту, не предполагалось, чтобы епископ, совершив церемонию, ехал вместе с ними.
208
О семантике выражения dönsk tunga и существующей дискуссии о его трактовке см.: Cleasby, Gudbrand Vigfusson 1957. P. 96.
209
Следует заметить, что в произведении «гардский»/греческий язык упоминается еще дважды (YS. Bls. 17:4; 36:4), и в этих случаях также проявляется вариативность.