Торальв сказал:
— Не соображаешь ты Кальв, что творишь. Не ложись так близко к кресту, чтобы кровь его не забрызгала.
Кальв сказал:
Да вы совсем не даете мне проходу, — и с этими словами лег от креста подальше.
Бут сын Торда зарубил его.
После этого Гутторм молча подошел и лег возле своего отца.
Бут зарубил его.
Затем они ускакали прочь и прибыли к себе домой на Мошкарное Болото. А домочадцы убрали тела, и они были перевезены на Пригорки. И молва гласит, что Кальв был первым бондом на севере страны, из живших в его время.
После убийства отца с сыном, Кальва с Гуттормом, Кольбейн с Орэкьей отправились с восемнадцатью людьми на юг к Дымному Холму, чтобы испросить совета у Снорри; они выясняли, на какую помощь могут рассчитывать.
Снорри отвечал, что у него нет привычки встревать в распри в чужих округах, но что он, по его словам, поедет на альтинг и поможет им добиться такого исхода, который бы всех устроила[602].
После этого они поскакали обратно на север.
А по прибытии в округи Кольбейна они призвали бондов ополчаться и блюсти оборону скопом, и бонды сами должны были содержать себя сами. Так и поступили, и чаще всего на хуторах сидело по три бонда.
97. Действия Сигхвата[603].
[1234 г.] Теперь следует рассказать о Сигхвате, что Эйрик Граф, лазутчик, которого послал Стюрмир, поздно вечером прибыл на хутор Почва, вместе с еще одним человеком.
Сигхват сидел в своей постели; на плечи его был накинут лоскутной плащ (tuglaskinnfeld), а голову закрывал черный капюшон из шкуры ягненка.
Эйрика и его товарища спросили о новостях.
Те отвечали, что в Нагорном Фьорде созвано ополчение, и что Кольбейн с Орэкьей могут явиться уже этой ночью, и не с миром.
Но Сигхват отозвался вяло и усомнился, что до этого дойдет. И по свежим следам распоряжений отдано не было.
Халльдора, хозяйка дома, подошла к Сигхвату и сказала, что тут нечего думать и надо посылать за людьми.
Сигхват просил ее саму послать за теми, кого она хочет видеть.
Она тотчас отрядила гонца к морю, к Посаду, и оттуда послали гонца дальше на север к Кольбейну, на Двор Греньяда, а тот человек, который пришел в Посад, принялся собирать народ в низовьях. Другого человека Халльдора послала в горы к Грязному Двору. Затем Торвард сам собрал народ в верховьях, ибо у него было много друзей[604]. Первым на хутор прибыл Торгильс Парень с Пригорков[605], с сорока людьми, а наутро явились все прочие бонды, жившие на севере Островного Фьорда; они пришли еще до заутрени.
Сигхват к этому времени облачился в темно-синий плащ; на голове его был стальной шишак, а в руке секира, черненная серебром. Вид у него был не в пример воинственней, чем тогда, когда приходили лазутчики. Он, не мешкая, отрядил конную стражу в горы, на Пустошь Долины Скьяльга, а второй наряд выслал к берегу фьорда.
Вскоре стало известно, что Кольбейн и его люди повернули назад. Тогда бонды отправились по домам. Сигхват оставил у себя на хуторе много народу и выставил крепкую стражу.
Но, узнав, что в Нагорном Фьорде бонды ополчились и сидят скопом, Сигхват тоже ополчился на хуторе Почва; он содержал ополченцев за свой счет, а бонды на сей раз не платили ничего. Так продолжалось до поста[606].
98. Встреча Сигхвата с Кольбейном на Плоском Междуречье.
[1234 г.] В то время епископ Гудмунд жил на Мысу у Бранда. Сигхват послал туда гонцов и пригласил епископа к себе: он хотел, чтобы епископ был при нем, пока распря не кончится.
Но когда посланные явились на Мыс, там уже сидели гонцы Кольбейна с Орэкьей, которые пригласили епископа перебираться к ним на запад.
И поскольку Орэкья издавна дружил с епископом, с тех самых пор, как достиг совершеннолетия, а отец его Снорри тоже был другом епископа, их предложение перевесило, и епископ отправился на запад к Мошкарному Болоту и сел там на время поста[607].
Весной после Пасхи Орэкья послал гонцов на запад во Фьорды, чтобы собирать ополчение. Тогда с запада выехал Иллуги сын Торвальда, с тремя десятками людей. В Долине Лососьей Реки к ним присоединились Свартхёвди сын Дувгуса и Одд сын Гудлауга со Двора Хёскульда. Кольбейн с Орэкьей также послали людей на восток в Речную Долину к Торарину сыну Йона, и просили его выезжать к ним на подмогу. Торарин выехал с востока с четырьмя десятками людей. Вместе с ним поход проделал Эгмунд Хрен, а ему было уже за семьдесят. И люди рассказывали, что он выглядел лучшим воином во всем войске[608].
602
Фраза Снорри о том, будто «у него нет привычки встревать в распри в чужих округах» является саморазоблачением, так как Снорри предается данному занятию постоянно. Рассказчик саги иронизирует, приводя эту реплику, и представляет Снорри как лицемера.
605