Перед тем, как его помазали, он не отдал почти никаких распоряжений, разве только поделил книги между несколькими из своих клириков. Еще загодя, гораздо ранее, он распорядился положить его в землю в южном приделе церкви, между двумя священниками, которых он сам велел похоронить там; он говорил, что любому человеку положено покоиться в сырой земле.
Так текли часы до дня воскресения, и силы его убывали с каждым часом, так что на второе утро недели стоявшие рядом увидели, что ждать осталось недолго. Так оно и оказалось. И в четвертом часу того же дня он умер на шестом году восьмого десятка своей жизни.
Когда он кончался, Хельги с Торкелем распеленали его и подняли на дощатый настил, и там, на их руках, душа распростилась с телом. И там же, на настиле, они в последний раз поцеловали его, и им было мучительно больно оттого, что они расстаются со своим отцом столь надолго — ибо они с детских лет пользовались его отеческой любовью и лаской[662].
Навряд ли можно было найти в нашей стране, да и за ее пределами, мужа, более почитаемого своими друзьями, чем сей блаженный епископ. Об этом свидетельствуют письма архиепископа Торира[663], или архиепископа Гутторма[664] или достославного конунга Хакона[665], и множества иных важных мужей в Норвегии[666]: все они любили его как брата и обращались к нему за помощью, как к отцу, когда он был в Городе[667].
Тело епископа Гудмунда на ночь поставили в ту же комнату, а в среду украсили и понесли в церковь. Подъехал священник Эйольв с Полей[668] и дал те золотые вещи, которые потом закопали в могилу вместе с епископом. Все видевшие тело дивились на него и говорили, что им никогда не доводилось видеть столь светлых и приятных останков, как эти. Священник Йон[669] пел заупокойную службу, а Кольбейн Холодный Свет[670] был распорядителем похорон и произнес много красивых слов, стоя над могилой[671].
Когда тело нашего владыки епископа Гудмунда понесли в церковь, ее предстоятели велели звонить в колокола, что есть мочи. Зазвонили в два колокола, но церковь сильно задрожала, потому что она была уже ветхая. Тогда священник Йон велел звонить в два других колокола; так и поступили. Тут люди ощутили разницу и увидели, что церковь стала прочнее, чем прежде. После этого Йон велел звонить во все колокола сразу, и это было сделано. И люди, бывшие там, рассказывают, что церковь вообще не дрожала: событие это запечатлелось в памяти. В тот день, когда хоронили епископа, произошли и многие другие памятные вещи, хотя об этом здесь не написано, и те, кто был удручен, приободрились[672].
Вот какой обычай молиться был заведен у епископа Гудмунда, покуда он жил. Каждое утро, просыпаясь, он первым делом осенял себя крестным знамением и пел вот это: Adesto deus unus omnipotens, pater et filius et spiritus sanctus etc., затем — Credo in Deum, затем — Confiteor, а потом эту молитву: Omnipotens sempiterne deus, qui es ternus et unus etc., затем Assidue nobis etc., затем Pater noster и несколько Псалмов Давидовых, затем — Domine, exaudi orationem meam, и много иных напевов, хотя они тут не упоминаются[673]. Будем надеяться, что принял он царство небесное и вечную радость вместе со всеми святыми мужами, избранными Господом Богом. Аминь[674].
120. Кончина Торда сына Стурлы.
[1237 г.] Торд сын Стурлы заболел во время поста, когда уже перевалило за его половину. Тогда послали за его сыном Бёдваром, и все сыновья и друзья Торда прибыли и находились при нем. Ближе всего к нему подходил и дольше всего говорил с ним Амунди сын Берга.
Когда болезнь стала одолевать Торда, Амунди попросил его распорядиться насчет имущества. И Торд велел священнику Хауку сыну Аудуна узнать у Бёдвара, согласен ли тот признать его завещание,
— ибо он мой законный наследник.
Но Бёдвар просил отца делить наследство по своему усмотрению. Затем Торд велел выделить Олаву со Стурлой по сотне сотен каждому, а Торду с Гуттормом — по восемьдесят сотен каждому. Валльгерд тоже должна была получить сотню сотен, а дочери Торда — по сорок сотен[675]. При таком раскладе на долю Бёдвара приходилось пятьсот сотен. Стурла получал хутор на Песчаном Берегу и должен был сразу принять его в свои руки.
После этого над Тордом совершили обряд помазания; так он ранее распорядился сам. А умер он в пятницу перед вербным воскресением, в середине дня; перед кончиной он пел, повторяя за священником Хауком: Pater, in manus tuas commendo spiritum meum.
663
664
Архиепископ
665
666
Обращает на себя внимание то, что в списке норвежских архиепископов, поддерживавших епископа Гудмунда с 1211 по 1230 гг., нет архиепископа Петра из Хусастадира (1225–1226). Возможно, это объясняется тем, что архиепископ Петр был одиозной личностью, которого современники открыто обвиняли в коррупции и в интригах. О скандале, связанном с избранием архиепископа Петра и происками партии Берестяников, см. «Сагу о Хаконе Старом», гл. 83. Вероятно, ссылка на столь одиозного клирика не могла добавить епископу Гудмунду авторитета. Впрочем, в позднейших сагах о епископе Гудмунде он, по воле рассказчиков, встречается со всеми норвежскими архиепископами, вплоть до Сигурда Мямли (1230–1252), что является чистым вымыслом.
667
670
671
Этими словами завершается вторая глосса в гл. 119, посвященная погребению епископа Гудмунда. Стефаун Катлссон показал текстуальные совпадения между ней и описанием похорон в «Саге о Хаконе Старом», гл. 286.
672
Типичная для Стурлы Тордарсона ссылка на то, что он отбирает материал и сообщает читателю не всю известную ему по теме информацию.
674
Этими словами завершается третья глосса о епископе Гудмунде. См. анализ Стефауна Катлссона. Ссылка на святых мужей, «отобранных Господом Богом» характерна для католицизма, а не протестантизма, и писцы XVII в. не могли добавить ее от себя: этот вывод сделал уже Ауртни Магнуссон (1663–1730). Обе главных рукописи «Саги о Стурлунгах» имеют в данном месте лакуну, а «Древнейшая Сага о епископе Гудмунде» обрывается раньше, поэтому проверить, была ли глосса в протографе «Саги об Исландцах», нельзя.
675