Сага об исландцах

горестном и жалком христианстве в Исландии в 1209 г. (ср. гл. 25). Зафиксировав эту короткую (7 строк) филиппику о человеческой низости и малодушии, компилятор выбил почву из-под ног скептиков, желавших объявить данное место инородным вкраплением в теле саги, клерикальной вставкой[77]. Но первые комментаторы все равно не верили, что Стурла мог столь грубо нарушить каноны саг и решиться на открытое выражение чувств. Бьёртн Магнуссон Ольсен, первым раскрывший текстологическое значение «Древнейшей саги о епископе Гудмунде», выдвинул заведомо неправдоподобную гипотезу о том, что составитель «Саги о Стурлунгах» якобы почерпнул этот пассаж из... «Саги о Гудмунде». Так как заимствование из «Древнейшей саги» в «Сагу о Стурлунгах» исключено, Бьёртну пришлось допустить, что составитель «Саги о Стурлунгах» брал материал из некой составленной до 1300 г. *Протосаги о епископе Гудмунде[78], которую Бьёртну, в свой черед, пришлось объявить общим источником «Древнейшей» и «Средней» саг о епископе[79]. Искал мифическую *Протосагу о Гудмунде и Пьетюр Сигюрдссон[80]. И все — от неверия потомков в то, что лагман Стурла Тордарсон переживал за судьбу христианства и владел книжной лексикой! Между тем, упомянутый пассаж об упадке христианства — не единственное отступление в книжном стиле в «Саге об Исландцах»: в гл. 119, где рассказывается о смерти и похоронах епископа Гудмунда, по меньшей мере четыре таких вставки: о кончине епископа, о погребении его тела, о списке его молитв и о том, что епископ был избранником Божьим. Последнее отступление приходится на гл. 174, где Сожжение на Мошкарном Болоте 1253 г. признается «одним из ужаснейших поступков, когда-либо совершенных в Исландии, да простит его Бог тем, кто его совершил, в своей великой милости и кротости». Это не только открытая оценка событий, но и прямое выражение чувств[81]. Знаменательно, что все три блока авторских отступлений (гл. 25, 119, 174) привязаны к ключевым моментам рассказа. Они, с точки зрения выполняемой ими композиционной функции, — такие же маркеры трагических событий, как сцены видений со стихами призраков, и точно так же, как скальдические стихи, подчеркивают экстраординарность происходящего выходом за рамки усредненной прозы. Поэтому если «глоссы» с книжной лексикой в гл. 25, 119, 174 сочинил не Стурла Тордарсон, а кто-то другой, глубине его проникновения в замысел автора «Саги об Исландцах» можно лишь позавидовать. Но в пользу того, что автором глосс (по крайней мере, их части) был сам Стурла, есть и другие аргументы. Стефаун Карлссон указал, что описание погребения епископа Гудмунда в гл. 119 как две капли воды напоминает описание погребения конунга Хакона в составленной Стурлой Тордарсоном «Саге о Хаконе Старом» (гл. 286)[82] Кроме того, в той же гл. 119 дважды использован один из любимых приемов Стурлы Тордарсона — исподволь вводится указание о том, что рассказчик отобрал самые важные факты и умышленно не упомянул о ряде известных ему деталей. Такими указаниями завершаются рассказ о погребении («...в тот день, когда хоронили епископа, произошли и многие другие памятные вещи, хотя об этом здесь не написано») и глосса о списке молитв епископа(«..и много иных напевов, хотя они тут не упоминаются»). Тот же прием использован в главе, непосредственно предшествующей описанию смерти епископа, — сцене беседы с монахом Магнусом Краснобаем (гл. 118), где, как мы уже отмечали выше (на с. 26), Стурла сослался на самого себя как на информанта. Между тем гл. 118 и 119 тесно переплетены[83]. По данным причинам «позиция доверия» к тексту «Саги об Исландцах», когда глоссы в гл. 25, 119, 174 признаются органической частью саги, более оправданна и менее противоречива, чем любая гипотеза о том, что эти глоссы взяты из гипотетической *Протосаги о Гудмунде, вставлены составителем «Саги о Стурлунгах», Тордом сыном Нарви, либо неизвестными злоумышленниками при переписи последней в XIV-XVII вв.[84]. К сожалению, позиция доверия к глоссам (Стефаун Карлссон, а до него — Магнус Маур Лауруссон)[85] менее популярна, чем «позиция гиперкритициста». Последняя держится не на текстологических доказательствах — приводившиеся в ее защиту доводы уязвимы, — а на убеждении комментаторов нового времени в чистоте стиля саги и твердом размежевании т. н. «народного» (folk style) и т. н. «ученого» языка (learned). Между тем во многих родовых сагах этот идеал не соблюден[86], и нет уверенности в том, что в эпоху Стурлы стилевая однородность была безусловным плюсом для любой саги, тем более такого сложного текста, как «Сага об Исландцах».

77

Именно такого мнения придерживался один из первых издателей «Саги о Стурлунгах», Гвюдбранд Вигфуссон: Sturlunga saga // Ed. Guðbrandur Vigfusson. Vol. 1. Oxford, 1878, р. 222.

78

Björn Magnússon Ólsen. Um Sturlungu // Safn til sögu Íslands og íslenzkra bókmenta аð fornu og nýju. Bd. 3. Reykjavík, 1902, bls. 286-297, 303.

79

Последнее утверждение было опровергнуто О. Виддингом. Ср.: Widdmg О. Nogle problemer omkring sagaen om Guðmund den Gode // Maal og Minne. Oslo, 1960, s. 13-26. Ср. также: Stefán Karlsson. Inngangur, bls. xxxvii.

80

Pétur Sigurðsson. Um Íslendinga sögu Sturlu Thordarsonar // Safn til sögu Íslands og íslenzkra bókmenta аð fornu og nýju. Reykjavík, 1933-1935, р. 172-174.

81

Показателем предвзятости авторов большинства работ, где доказывается, что «глоссы» о смерти епископа в гл. 119 «Саги об Исландцах» являются поздней вставкой, является то, что они даже не рассматривают отклик рассказчика на сожжение семьи Гицура в гл. 174 как «глоссу», хотя по обоим параметрам: а) наличие элементов книжной лексики и фразеологии и b) открытое выражение чувств и симпатий он аналогичен «глоссам» в гл. 25 и 119.

82

Stefán Karlsson. Inngangur, bls. xxxii-xxxiv.

83

Указания на селекцию материала, в соответствии с которой рассказчик берет на себя ответственность не упоминать часть известной ему информации, многократно используются и в «Саге о Хаконе Старом», ср. гл. 10 (о детстве конунга Хакона), гл. 169 (о событиях в день мятежа герцога Скули), гл. 214 (о благодеяниях герцога Скули) и т. д.

84

Часть «Саги о Стурлунгах», включая текст гл. 119 «Саги об Исландцах», уцелела лишь в поздних списках XVII в., поэтому возможность добавления того или иного эпизода из другой редакции памятника исключить нельзя. В то же время невероятно, чтобы писцы XVII в., т. е. эпохи, когда древнеисландские рукописи уже стали предметом интереса скандинавских антикваров, могли брать на себя смелость опускать те или иные эпизоды.

85

Magnús Már Lárusson. Doktorsvörn // Íslenzk tunga. Bd. 2. Reykjavík, 1960, bls. 111.

86

Ср. такую важную родовую сагу, как «Сага о Названых Братьях».