Неясно, желал ли Стурла открыто обличить соплеменников, но даже если у него было такое намерение, он мог добиться цели единственным способом: правдиво и убедительно рассказав о событиях, случившихся в стране за восемьдесят лет, в форме, доступной всем, т. е. в жанре саги. И он обратился к этому жанру. Но сага предписывала отстраненное отношение к материалу: в сагах о недавних временах, где рассказывалось о Норвегии, такая установка поддерживалась тем, что речь шла хотя и о близкой, но все же чужой стране. Напротив, «Сага об Исландцах» повествует о событиях, которые так или иначе затрагивали каждого исландца XIII в., и в которых рассказчик принимал самое непосредственное участие. Сейчас мы можем только гадать, каковы были личные причины, побудившие Стурлу на склоне лет воплотить столь трудный замысел в жанре саги, по сути дела, не имея предшественников: может быть, он хотел очистить совесть или внятно сказать о собственной роли, или же раскрыть сведения, доступные немногим. Но, вероятно, он опасался также, что никто, кроме него, не сможет надлежащим образом поведать о пережитом, и чувствовал ответственность перед потомками. Так или иначе, композиция и манера «Саги об Исландцах» разительно отличается от композиции и манеры двух саг, записанных непосредственно перед ней, «Саги о Торде Какали» и «Саге о Торгильсе Заячья Губа». Стурла наверняка знал оба эти текста, записанные в период ок. 1271-1280 гг. Данные саги представляют собой жизнеописания родичей Стурлы — его двоюродного брата Торда Какали сына Сигхвата (ум. 1256) и его племянника Торгильса Заячья Губа (ум. 1258 г.): Стурла упомянут в обеих, причем автор второй из них, некто Торд Хитнесинг, оставил любопытные заметки о личных встречах с ним[17]. В остальном эти саги несходны. «Сага о Торгильсе Заячья Губа» Торда Хитнесинга — типичный образец пристрастной апологетики, когда почти все действия героя оправдываются, а его противники изображены в черном свете. Рассказчик «Саги о Торде Какали», напротив, сообщает массу негативных сведений как о протагонисте, так и о его врагах. Эта сага реализует другой распространенный в корпусе саг, да и в европейской культуре нового времени, стереотип, когда действия сторон оправдываются тем, что и те, и другие стоят на одинаково низком уровне морали. Квинтэссенцией «Саги о Торде Какали» служит эпизод, где Торд Какали велит составить длинный список (или свиток: rolla löng) своих обид и зачитать его перед конунгом Хаконом в присутствии главного врага, Гицура сына Торвальда, после чего Гицур подтверждает конунгу, что список Торда правдив, однако и ему, Гицуру, было бы нетрудно составить подобный. Для Стурлы Тордарсона, как показывает «Сага об Исландцах», ни наивная апологетика Торда Хитнесинга, ни циничная манера рассказчика «Саги о Торде Какали», предлагавшего «длинный список» человеческих мерзостей, были одинаково неприемлемы и не соответствовали важности задачи.
Читатель сам сможет увидеть и оценить, как развертывается «Сага об Исландцах»: Стурла совместил ранее опробованный им в «Саге о Хаконе Старом» летописный принцип росписи важнейших событий по годам с географическим принципом, характерным для родовых саг и для «Книги о Заселении Земли»[18]. В ряде случаев Стурла отдает предпочтение последнему и нарушает хронологическую последовательность событий там, где этого требует логика развития распри: отступления или забегания вперед всегда оговариваются. Время ключевых событий четко задано по церковному календарю, а прочие события сверены с ними и синхронизированы друг с другом. «Сага об Исландцах» расписана с неслыханной для своего времени хронологической точностью, что несомненно входило в задачу Стурлы: порой мы даже по оставленным Стурлой перекрестным ссылкам можем исправлять ошибки в позднейших списках саги! Нечего говорить, сколь благодарны Стурле современные историки, чтущие в нем великого собрата. В то же время филологи наших дней явно недооценивают литературной изощренности его текста[19]. Стурла, наверное, был бы рад тому, что ученые потомки воспринимают его прежде всего как человека, говорящего с ними на языке фактов, и пропускают стилистические приемы, понадобившиеся для того, чтобы убедить воспитанную на сагах древнеисландскую аудиторию в истинности рассказа. Но современный читатель, в том числе читатель-историк, извлечет из его текста куда больше информации, если прочтет его именно как исландскую сагу[20].
17
Атрибуция «Саги о Торгильсе Заячья Губа» Торду Хитнесингу была доказана видным исландским филологом Бьёртном Магнусом Ольсеном. Торд был зятем Торгильса Заячья Губа, но при этом соседом Стурлы. В составленной им саге он регулярно рассказывает о собственных действиях, речах и мнениях.
18
Бытует мнение, что в родовых сагах линейная последовательность событий не нарушается никогда, чему якобы соответствует древнеисландский афоризм svá skal sögu segja, sem hún ferr «Сагу нужно рассказывать так, как она происходит». Сторонники этой точки зрения переводят данный афоризм как «сагу надо рассказывать в линейной последовательности ее событий». Это миф, так как сага, следуя логике распрей, неизбежно нарушает линейность хода событий, выдергивая интересующие ее связи в ущерб прочим. Другое дело, что в родовой саге подобные отступления редко могут быть верифицированы, поскольку мы обычно лишены альтернативных источников о событиях саги.
19
Об установившейся в конце XIX — начале XX вв. тенденции рассматривать все саги об истории Исландии XII-XIII вв., в том числе «Сагу об Исландцах», прежде всего как исторические, а не как литературные памятники, пишет, в частности, исландский филолог Ульвар Брагасон, который цитирует редактора последнего и наиболее авторитетного издания «Саги о Стурлунгах», Йоуна Йоуханессона (Sturlunga saga / Ed. Jón Jóhannessson, Magnús Finnbogason og Kristján Eldjárn. Bd. 1. Reykjavík, 1946, bls. xiii). Последний почти извиняется перед читателями за литературное несовершенство издаваемого текста: «линия повествования часто рваная, а коегде отсутствует полностью» (söguþráðurinn er viða slitróttur og sums staðar enginn). Ср.: Úlfar Bragason. Sturlunga saga. Atferðir ok frásögn // Skaldskaparmáclass="underline" timarit um íslenskar bókmenntir fyrri alda. Reykjavík, 1990. Bd. 1, bls. 74-75). Йоун Йоуханессон дает здесь суммарную оценку всех саг в компилятивной «Саге о Стурлунгах», а текст «Саги об Исландцах» оценивается им ниже не «как полноценная, законченная сага, а как собрание материалов для саги, весьма отрывочное ближе к концу» (ekki samfelld, fullgerð saga, heldur safn til sögu, mjök slitrótt undir lokin. Sturlunga saga, bls. xxxviii). Непосредственно далее Йоун Иоуханнессон выдвигает гипотезу о том, что Стурла намеревался вернуться к своим «материалам», чтобы литературно обработать их, но не успел этого сделать. Это предположение, само по себе вероятное, никоим образом не оправдывает столь легковесную оценку существующего текста «Саги об Исландцах».
20
Перелом в восприятии «Саги об Исландцах», с переносом акцента на анализ композиции саги, можно связать с выходом книги P. Дж. Глендиннинга. Glendinning R. J. Träume und Vorbedeutung in der Islendinga saga Sturlu Þórðarsonar. Eine Ponn und Stil-Untersuchung. Berg und Frankfurt-am-Main, 1974. Еще более последовательно мысль о том, что «Сагу об Исландцах» нельзя адекватно понять, игнорируя приемы Стурлы Тордарсона как рассказчика саги, выразил выдающийся датский филолог П. Мойленграхт Сёренсен, см. его статью: Meulengracht Sørensen P. Historiefortælleren Sturlu Þórðarson // Sturlustetna: Sturlustefna: ráðstefna haldin á sjö alda ártið Sturlu Þórðarsonar sagnaritara 1984. Reykjavík, 1988, bls. 124-125.