Затем она положила его в колыбель возле исполинского ребёнка, пела им колыбельные и хорошо о нём заботилась. Но когда ей показалось, что он неспокоен в колыбели, то она уложила его в постель рядом с собой и обняла его, и тогда сталось так, что Одд проделывал все, что пожелал; и обоим было весьма хорошо вместе. Тогда Одд сказал ей, что он не дитя, хотя и мельче людей, что здесь рождаются. А народ тот был так устроен, что он гораздо крупнее и сильнее, чем какое-либо другое племя; также они были красивее, чем большинство других людей, но не мудрее.
Там Одд провёл зиму, а весной он спросил Хильдира, насколько тот будет добр к человеку, который покажет ему пса, что превзойдёт псов его братьев.
Хильдир ответил:
— Я буду ему очень обязан. Можешь ли ты указать что-нибудь для этого?
Одд сказал:
— Я могу направить тебя туда, но поймать его ты должен сам.
Хильдир ответил:
— Я добуду его, а ты покажи его мне.
Одд сказал:
— На острове Варгей живёт зверь, который называется берложный медведь. У него такая природа, что всю зиму он лежит в спячке, а летом встаёт, и тогда он такой жадный и свирепый, что не щадит ни скот, ни людей и никого, кто окажется перед ним. Я надеюсь, что этот зверь одолеет псов твоих братьев.
Хильдир сказал:
— Проведи меня к этому псу, и если он окажется таким, как ты говоришь, то я хорошо вознагражу тебя, когда приду в моё государство.
Затем они собрались в путь. Тогда Хильдигунн спросила Одда:
— Собираешься ли ты вернуться из этой поездки?
Он ответил, что точно не знает.
— Всё же для меня это важно, — сказала она, — ибо я очень люблю тебя, хоть ты и мал. Также я не буду скрывать того, что я беременна, хотя казалось невероятным, что ты окажешься способен к этому делу, ведь ты на вид столь мал и жалок. Однако нет никакого сомнения в том, что ты отец ребёнка, которого я ношу. Но хотя мне и кажется, что я не смогу обходиться без тебя из-за любви, я всё же не хочу препятствовать тебе отправиться туда, куда ты хочешь, поскольку вижу, что против твоей природы жить здесь в будущем вместе с нами, но не сомневайся в том, что ты никогда не выбрался бы отсюда, если бы я не захотела. Я предпочту печалиться, страдать и зачахнуть от одиночества, чем ты будешь жить не в тех местах, которые тебе нравятся. Но как ты хочешь, чтобы я поступила с нашим ребёнком?
— Если родится мальчик, — сказал Одд, — отправь его ко мне, когда ему будет десять зим, ибо я надеюсь, что он станет настоящим мужчиной. А если родится девочка, то пусть растёт здесь, и позаботься насчёт её замужества, а меня это совсем не интересует.
— Пусть опять всё будет по-твоему, как и во всём другом между нами, — сказала она. — В добрый же путь и будь счастлив!
Затем она горько заплакала, а Одд поднялся на судно.
Хильдир уселся за вёсла. Одду показалось, что плыть на вёслах будет слишком долго, ведь путь был далёк. Тогда он прибег к искусству, которое было даровано людям Хравнисты: он поднял парус, и сразу подул попутный ветер, и они поплыли на парусах вдоль берега, но вскоре Хильдир поднялся ощупью в челноке, схватил Одда, подмял его под себя и сказал:
— Я убью тебя, если ты не оставишь волшебство, которое используешь, ибо вся земля и горы прыгают как овечки, а судно под нами, наверное, утонет.
Одд сказал:
— Не должен так думать, потому что у тебя кружится голова, ведь ты не привык плыть под парусом; теперь позволь мне встать, и тогда убедишься, что я говорю правду.
Он сделал, как просил Одд. Тут Одд спустил парус, и земля и горы сразу стали спокойны. Одд попросил его не удивляться, даже если ему снова покажется что-то подобное, когда они поплывут, и сказал, что сразу же сможет остановить всё, когда захочет. Хильдир прислушался к голосу разума и понял, что так плыть будет быстрее, чем идти на вёслах; тогда Одд поднял парус и поплыл, и теперь Хильдир был спокоен.
Об их поездке не рассказывается, пока они не приплыли на Варгей и не сошли на берег. Там был большая куча камней. Одд попросил Хильдира сунуть в эту кучу руку и проверить, не поймает ли он что-нибудь.
Он сделал так, сунул руку в кучу до плеча, и сказал: