Зверь сделал еще один длинный прыжок и оказался совсем рядом с дрезиной. И все равно ничего не разобрать, только мрак в форме силуэта: объемный, перекатывающийся клубами мрак. Сзади полоскался хвост, от которого открывались черные клочья и таяли, извиваясь. Да он дымит! Дымит темнотой! Ни глаз, ни пасти не видно… Нет, пасть есть — вон, приоткрылась, мелькнуло красное. И белое — клыки. Пригоршне даже стало легче на душе. Значит, не совсем уж что‑то мистическое, вон какой хавальник отрастил.
Зверь был напротив проема, руку протяни — и ухватишься за исходящий клочьями мрака загривок. Решив, что сейчас адова тварь сиганет внутрь, Пригоршня вдавил спусковой крючок.
«Вихрь» плюнул пулями, но за миг до того пес затормозил, поджав задние лапы. Пригоршня высунулся дальше, повел за ним стволом, а зверь метнулся за дрезину, спрятавшись за кормой.
Развернувшись к ней, Пригоршня упал на одно колено и пустил несколько пуль через дыры, оставленные «психами». Дымный пес длинным прыжком, оставляя позади инверсионный след из быстро тающего мрака, перемахнул на другой склон насыпи. Выругавшись, Пригоршня вскочил.
— Ты чем занят?
— В «ладушки — ладушки» играю! — выкрикнул Пригоршня возмущенно. — Стреляю я в него! А он выскакивает из‑под пуль!
— Хм… Может, он телепат?
— Телепатия ненаучна!
— Тебе откуда знать? Хотя да, не научна. Но он, может, не читает мысли, а как бы… воспринимает намерения, понимаешь? Предугадывает.
Снова мигнула тьма, пришедшая с юга — стало черным — черно, весь мир исчез, словно Бог моргнул. У Пригоршни в голове плеснулся шепот чужих голосов, виски сдавила боль, ей отозвалась другая боль, между ребрами. Он скрежетнул зубами, едва не выпав, ухватился за край проема. Показалось, что в наступившей непроглядной тьме проявились силуэты домов, улица между ними и в конце ее — приземистое здание с колоннами. Все это серое и похоже на аппликацию, наклеенную на темный фон. В глубине здания чернело круглое пятно, будто зрачок — провал в никуда.
Через миг тьма ушла, и снова наступил осенний день. И дымный пес на склоне насыпи исчез.
— Он пропал! — Пригоршня даже глаза протер кулаками, хотя это был глупый жест из фильмов, в реале никто так не делает. — Твою ж мать, пропал! Будто стерло!
— Вторая вспышка тьмы стерла? — осторожно уточнил Химик.
— Да!
— Хм. Дикость, конечно, но… Есть понятие квантовой телепортации. Только оно относится к субатомным размерностям, а не к макрообъектам. Если вспышки — следствие фазового перехода… скачков энергии вакуумного поля, стремящегося к состоянию с минимальной энергией…
— Ты байки про фазовые переходы сталкерам у костра трави! Мне что делать? — Пригоршня метнулся к другому проему, выглянул, вернулся назад. — Его нигде нет! Он что, в любом месте может объявиться? Я вдруг сообразил: он же возник после такой же вспышки тьмы. Ну, первой.
— То есть, по — твоему, вспышка была следствием его телепортации?
— Типа того. Или наоборот.
— Я буду откровенен: все это просто охренеть, как странно! — высказал Химик.
— Короче, ты тоже ничего не понимаешь, агент, — Пригоршня сел на тумбу так, чтобы краем одного глаза видеть проем слева, а краем другого — справа. Осторожно положил ладонь на ребра. Там ныло все сильнее.
— Болит у меня, Химик, — пожаловался он и заглянул под лавку. — Как‑то очень уж быстро снова начало болеть. Эк его сплющило… Это я про сверток. Я лекарства из аптечки напихал в куртку и свернул узлом, он все время лежал под лавкой.
Сверток зацепился, пришлось его дергать, чтобы вытащить. Пригоршня положил куртку между ног, развернул и уставился на содержимое.
— Ну, все ясно… — пробормотал он, разглядывая месиво в свертке. То‑то ему на выезде из депо сквозь грохот «психов» почудилось, что от места, куда он бросил куртку с лекарствами, доносится звон. Сверток не просто смяло лавкой — в него угодила пара — тройка пуль. Или больше. Нет, хорошо, конечно, что они не в Пригоршню угодили, но плохо, что все содержимое превратилось в кашу. Йод, перекись водорода, ампулы и флаконы, мази, фольга от упаковок с таблетками, пластик, стекло, измочаленные бинты — все перемешалось. Острый лекарственный дух наполнил дрезину.
— Ты что‑то сказал?
— Накрылась жопой континуума моя переносная больничка. И куртку больше не надеть, рвань вместо куртки.
Мимо проносились небольшие холмы с рыжими склонами, иногда между ними мелькали кривые безлистые деревья. Пригоршне стало зябко в рубашке, он обхватил себя за плечи, поежился. Боль в боку усиливалась.
— Хреново дело. Смотри: у меня нет съестного. Боеприпасов — пара магазинов к «Грачу», к «Вихрю» один, плюс десяток патронов в кармане. «СПС» зампотыла я оставил в кабинете, болван. Еще нож и силовик, но с ним непонятно, насколько хватит заряда этой «пустышки». Воды нет, снаряги тоже. Одежды толковой и то нет. Ни лекарств, ни бинтов. А я ранен.
— Нехорошая ситуация. С другой стороны, если тебя сейчас долбанет выбросом, все это потеряет значение.
— Ну, ты утешитель! Умеешь развеселить, просто как Дед Мороз!
Тут снова произошла вспышка темноты. В этот раз Пригоршне показалось, что за миг до наступления тьмы он ее предвидел, будто что‑то толкнуло изнутри: сейчас накроет! Он дернулся на тумбе, схватившись за «Вихрь». Секунда мрака, опять силуэты домов, улица и темно — серое приземистое здание с колоннами, в глубине его горит чернотой круглое пятно, словно глаз, которым это странное место смотрит на Пригоршню… И сразу — опять светло.
И над головой скрипит, прогибаясь, легкая крыша дрезины. Дымный пес там — наверху!
Поняв это, Пригоршня упал с тумбы спиной на пол и дал очередь из «Вихря». Пули прочертили по крыше череду отверстий, но зверь, которого третья вспышка тьмы забросила прямиком на дрезину, снова предугадал опасность и соскочил влево длинным прыжком.
Ребра от удара пыхнули болью. Кривясь и тихо ругаясь, Пригоршня встал на колени, пробормотал: «Химик, молчи, не отвлекай» и прицелился в проем. Черный дымовой силуэт бежал вдоль пологой насыпи. Местность изменилась: исчезла болотистая земля, потянулись глинистые горбы, кусты, низкие деревца, между ними мелькали то холмик из щебня, то сломанная бетонная балка, то еще что‑то строительное. Дрезина прокатила мимо кирпичной будки с проломом, в котором рос бурьян.
Так и не выстрелив в пса, Пригоршня встал и стащил с кронштейна силовик. Перебросил ремень через голову.
И сквозь переднее окно увидел впереди здания.
— Станция!
Он скосил глаза на зверя — тот бежал метрах в пяти от рельс, оставляя позади клочья мрака, — направил на него автомат, показывая твари, что готов стрелять, и снова уставился вперед.
— Химик — вижу Станцию. Близко.
— Хорошо. А что там со зверем? Ты стрелял, я слышал.
— Он снова тут. Преследует, но не нападает.
— А может и не собирается?
— Не знаю. Слушай, что там впереди, прямо на рельсах, я вроде вижу…
— Что? — напрягся Химик.
— Такое черное, над ним искрит золотом. И будто что‑то вращается. Небольшое, мы к нему подъезжаем.
— Точнее опиши. В том месте есть такой эффект: пространство вроде плавится, продавливается?
— Кажется, да. И еще там вроде вихря из золотых искр, а под ним черное.
— Пехота, прыгай! БЫСТРО РВИ ЗАДНИЦУ ОТТУДА, СЕЙЧАС ЖЕ!!!
Таким же голосом кричал капитан тогда, на катере, у берега Амударьи, перед тем, как в них ударил фугас.
Пес мчался слева от дрезины, поэтому Пригоршня выпрыгнул в проем справа. Упал, покатился. Не сумел сдержать крика боли — очень уж резко, пронзительно отозвались ребра. Встал на колени. Постройки Станции были близко, дрезина ехала дальше, и прямо перед ней между шпалами торчал черный столбик. Узкий метровый конус, искрящийся золотыми блестками. Пригоршня успел разглядеть, что там не только искры, но еще и размытые цветастые потеки в воздухе, завивающиеся над столбиком спиралью. А потом дрезина наехала на него.