— С костями.
— Интересно, — пробормотал Химик.
Пригоршня громко чихнул. Еще немного — и здравствуй, простуда. Нельзя в мокрой одежде осенним вечером бродить по лесу, каким бы здоровяком ты ни был.
Через несколько шагов они оказались в начале пологого склона, за которым начиналась долина. В дальнем ее конце тускло мерцали красные огни, будто россыпь углей, и Ворон показал туда:
— Аэродром.
— Так мы прямо сейчас к нему не пойдем? — уточнил Пригоршня. — Ты сказал, ночью по Зоне не ходят, а уже ночь.
Красный Ворон молча разглядывал долину. Пригоршне показалось, что далеко сзади донесся голос, ему ответил другой… Совсем тихие, не разобрать, чудится или нет. И вроде больше ничего не слышно. Он обхватил себя за плечи и стал притоптывать ногами.
— Туда, — наемник показал на правый склон. — Родник, мерцает. Дойдем до него.
— Зачем нам родник? И чего это он вдруг мерцает?
Красный Ворон не ответил, зашагал вперед, зато Химик в голове прошептал:
— По — моему, так называется аномалия. Точно не помню ее свойств.
Примерно на середине склона между двумя торчащими из земли валунами стелилась голубоватая дымка.
— Ты ее видишь? — неслышно спросил Пригоршня.
— Вижу. Легкое светящееся марево.
Ворон шагнул прямо в дымку, она пошла волнами, и в голове зашептались голоса. Но не те, что раньше, не злые, не угрожающие — эти казались добродушными, домашними.
— Не опасно? — спросил Пригоршня. — Ноги не растворит?
Наемник опустился на колени, принялся стаскивать винтовку с рюкзаком, и тогда Пригоршня тоже шагнул в дымку. Ощутив ласковое тепло, встал на колени спиной к наемнику, не касаясь задом пяток. Это лучший способ отдыха во время похода — если садишься, организм сам собой расслабляется, снижается внимание, контроль окружающего. А если стоять вот так, то и отдыхаешь, но и остаешься в тонусе.
Стемнело окончательно. Один валун — длинная высокая каменюка, наполовину затянутая мхом — почти целиком закрывал от них долину, а их, соответственно, от долины, что было хорошо. Второй валун лежал выше по склону и заслонял гребень. Некоторое время они молчали, наслаждаясь теплом и уютом, которые излучал «родник».
— Надо же, бывают и такие аномалии, — пробормотал Пригоршня.
— Их немного, — откликнулся Химик. Говорил он неразборчиво, будто пьяный. — Большинство опасные, есть нейтральные вроде «радужного шара» или «мультика», а бывают полезные. Но их можно пересчитать по пальцам. Послушай, я сейчас засну. Если такое состояние можно назвать сном. Ты там как?
— Пока в порядке, — беззвучно ответил Пригоршня. — Но ситуация неопределенная.
— Это я понимаю. У меня жар. Лоб, как печка.
— Плохо.
Наступила тишина. Далеко в темноте переливались огни Аэродрома, с другой стороны в небо упирался столб света. Где‑то у его подножия толпятся завороженные аномалией измененные… Вдруг «маяк» мигнул и погас. Пригоршня даже привстал. Еще несколько секунд на сетчатке глаз дотлевала вертикальная полоска, потом стерлась. Слева вспыхнуло, он повернул голову — километрах в пяти — семи зажегся другой «маяк». Или тот же самый переехал на новое место жительство. Он представил, как измененные топчутся, крутят головами, замечают новую световую колонну и ворчащими ковыляющими тенями бредут к ней через темный лес.
Красный Ворон, наконец, решил, что никакой опасности рядом нет, и повернулся. Скинул плащ, лег на бок, положив перед собой рюкзак, стал его расстегивать.
— А бандиты как? — спросил Пригоршня. — Они ж идут где‑то за нами.
— В темноте не рискнут идти. И я не рискну, а тут тихо и место защищенное. Относительно.
Пожав плечами, Пригоршня тоже прилег. Тепло «родника» ласкало, как руки любимой женщины. Он сорвал с бока пластырь, осмотрел розовый рубец на месте раны и спросил:
— А точно эта штука безвредная?
Ворон вытащил из рюкзака сверток с едой.
— Она полезна. Не замерзнем, даже если будет ниже ноля, и сил наберемся. Утром поймешь.
— Все равно надо дежурить по очереди.
— Да. Я первый, разбужу.
В свертке были сухари, сушеные ягоды и орехи. Ни тебе мяса, ни сушеной рыбки…
— Ты что, вегетарианец? — скривился Пригоршня.
Наемник бросил в рот несколько ягод, сделал глоток чая.
— Я ем совсем мало.
— Почему так?
— Не люблю.
— Черт! — сказал Пригоршня, беря сухарь. — Вы тут все сумасшедшие. Как это — не любишь есть? Что за ерунда? Все любят! Это же… это вкусно. Особенно, когда голодный.
Красный Ворон прикоснулся к левой стороне рта, той, которая была частично парализована:
— Вкуса почти не чувствую. А в «роднике» можно сутки не есть, он и так силы дает.
Пригоршня захрустел сухарем, потом взял орех. Блин, как белочка! Еще шишек в рот напихать для полного желудочного удовлетворения. Прожевав с кислой миной, он спросил:
— Что с тобой произошло, Ворон? У тебя левая рука не в порядке, и не только рука, а?.. — он вопросительно замолчал. Черт знает, как наемник отреагирует на прямой вопрос.
Ворон не реагировал, жевал себе ягоды. Повернув голову к вершине склона, уставился в темноту. Поднялся, вытащив пистолет, тихо бросил: «Сиди на месте, проверю» и вышел за границы «родника». Пригоршня шепотом спросил вслед: «Ты услышал что‑то?», но Красный Ворон уже исчез, и он привстал, подхватил с земли «Вихрь». Вроде ничего подозрительного, куда это наемник дернулся? Или заметил то, чего Пригоршня пока не видит? Стоит, пожалуй, уйти со света и подождать где‑то у камня, тем более, одежда уже просохла. Он шагнул к валуну, но тут Красный Ворон бесшумно вынырнул из темноты. Вернулся на старое место и лег, как ни в чем не бывало, в той же позе. По выражению круглого лица Пригоршня понял, что объяснять он ничего не собирается, и вздохнул — ох, и напарничек достался! Чурбан чурбаном. Еще и плащ этот красно — черный. Вот что, спрашивается, за камуфляж такой дикий?
Он хлебнул из фляги и взялся за второй сухарь. Вдалеке завыл волк, ему ответил другой. А ведь за все время ни на единого зверя не натолкнулись, если не считать медведя возле рельс. Даже птиц в лесу не было. И вправду — Пустое место.
— Какое зверье живет в Зоне? — спросил он.
— Обычное.
— Как — обычное? А я слышал, всякие мутанты. Существа.
— Их так иногда называют. Это те же волки, медведи, лисы, но измененные.
— А! Как люди? Неокортекс там, то — се?
— Не знаю про неокортекс. Разница в том, что измененные люди дурнее, а звери — умнее.
— Что, сильно умные? — Пригоршня представил себе матерого волка с интеллектом человека, и ему стало как‑то тревожно.
— Не сильно, но поумнее обычных. А бывают еще другие.
Наемник надолго замолчал, и когда Пригоршня уже собрался обругать его, чтоб не затыкался все время на самом интересном, снова заговорил:
— Я про них уже говорил. Другие — необычные существа, которые приходят из Петли. К тому же где‑то там живут ворги.
Снова донесся волчий вой. Пригоршня завел глаза к черному небу:
— Вот что ты сейчас сказал? Какие еще ворги?
— Это люди вроде дикарей или… индейцев. Но не индейцы, ясно. Варги из Петли выходят редко. Говорят, что когда‑то они были обычными сталкерами, отрядом, который случайно нашел Блуждающий город. Они вошли туда, и город их изменил. Сделал другими. И внешне, и внутри. Не знаю, правда ли. — Красный Ворон замолчал, обдумывая свои слова, и пожал правым плечом. — Не очень верю. У воргов свой язык, разве может измениться язык? Вряд ли. Хотя в Зоне всякое бывает, иногда очень странное.
Они сидели в островке теплого голубого света посреди океана темноты. Пригоршня скинул ботинки, снял куртку. Холодно не было совсем — наоборот, тепло и приятно. И одежда на удивление быстро просохла, энергия «родника» выпарила из нее влагу.
— Возле ручья ты мне помог, — произнес Красный Ворон. — Плохо.
— Да ты что? Интересно, почему?
Наемник снова надолго замолчал. Пригоршня с любопытством ждал.