И проснулся потому, что неподалеку раздавалось монотонное бормотание.
Он спрыгнул со стола. Сознание включилось мгновенно, никаких непоняток, никаких этих «ой — мама — где — я‑что — происходит?!» Схватив пистолет, упал позади стола на одно колено, нацелив ствол на проем раскрытой двери. Голос доносился из‑за нее — то есть из коридора. Приглушенный, неразборчивый. Мужской.
Прихватив фонарик, Пригоршня, не обувшись, бесшумно вышел в коридор. Сколько времени, интересно? Окон нет, работающих часов тоже…
Говорили в кабинете зампотыла Шульца. У него даже волосы на голове шевельнулись, когда он представил, что это сам Шульц сидит там у себя за столом… сидит, значит, и из ушей, из ноздрей его бегут кровавые дорожки, а он сидит неподвижно и только бормочет что‑то: бормочет, бормочет, сволочь, уставившись мертвыми глазами на дверь, за которой стоит Пригоршня!
Бубнеж за дверью прекратился. Первый испуг прошел, и Пригоршня начал злиться. Ну вас всех, пора брать дело в свои руки! Когда за дверью снова забормотали, он отошел к другой стене коридора, пистолет сунул в кобуру, фонарик положил на пол — и с разбегу налетел на дверь плечом. Дверь грюкнула, плечо заболело. Он снова отошел, снова ударил. Потом сходил в комнату отдыха, натянул ботинки, вернулся и вмазал по двери ногой. Нога у Пригоршни была — дай бог каждому такой сорок пятый, да и ударил он от души, потому что надоело торчать в коридоре. Замок треснул, дверь хрустнула и распахнулась.
Бубнящий голос смолк за секунду до этого.
В небольшом кабинете стояла пара шкафов, стол, кресло, стул. Шульц развалился на потертом диване, вытянув ноги, откинув голову, грудь залила кровь из носа. Пригоршня и подходить к нему не стал, и так было видно, что зампотыл умер и сидит неподвижно уже несколько часов.
На столе валялись разбросанные бумаги, а еще стояла открытая бутылка виски. У дивана лежал перевернутый стакан, рядом на ковре виднелось темное пятно. Ясно: налил себе Шульц стакашок, чтоб расслабиться в конце рабочего дня, присел на диван — тут‑то выброс и вскипятил ему мозги. А бутылку он достал, вон, из сейфа в нижней части шкафа. Сейф был раскрыт, и Пригоршня подошел к нему, заглянул. Там лежала пачка евро, тысяч пять, не меньше, еще пистолет «СПС» и коробка с патронами. И в глубине — ящичек из металла с изумрудными отливом. В ящик он заглядывать не стал, а вот евро достал и сунул в карман. Никаких угрызений совести при этом не испытывал — мертвецам деньги ни к чему.
Кто бормотал в кабинете? Пригоршня покосился в сторону неподвижной фигуры на диване — казалось, что сейчас покойник поднимет голову и уставится на незваного гостя. Отодвинув кресло, он склонился над столом. Пока разглядывал бумаги, рука сама собой взялась за бутылку, даже как‑то вроде и незаметно для него, будто действовала сама по себе — взялась, поднесла к губам… Он сделал глоток, потом второй, третий, облизнулся — и запрокинул голову, вливая виски в глотку. Ух, как ему этого не хватало! Пьяницей он никогда не был, но иногда выпить — самое оно, лучше любой сигареты, лучше женщины, лучше всего. Он пил жадно, будто воду после недели в пустыне, в горле жгло, в желудке уже тоже жгло, а Пригоршня все пил, все не мог оторваться… И тут рядом мужской голос осторожно произнес:
— Я что‑то слышу. Там кто‑то есть?
Пригоршня отшатнулся, подавившись виски. Закашлялся, постучал себя по груди. Поставив бутылку на стол, смахнул на пол бумаги и увидел под ними решетку динамика. Как такая штука называется — интерком, что ли? Рядом было несколько переключателей и кнопок.
— Я точно что‑то слышал, — повторили из динамика.
— Правильно, ты меня слышал, — громко сказал Пригоршня.
В динамике стукнуло — что‑то уронили, наверное, от неожиданности. Раздался тихий возглас, потом скрип. Он мог бы поклясться, что это говоривший с ним человек с размаху опустился на стул.
— Черт! — сказали в динамике. — Это было неожиданно! Фух… Так, ладно… Это ведь не начальник хозяйства южного крыла Шульц? Потому что канал с его кабинетом, но Шульцу пятьдесят, а у вас… у тебя голос молодой.
— Нет, не зампотыл это, — ответил Пригоршня, помимо воли широко улыбаясь — хоть кто‑то еще живой в Комплексе! Опустившись в кресло упомянутого Шульца, он снова взялся за бутылку, но передумал пить и добавил: — Меня Никитой звать, я здесь охранник. Здесь, в южном крыле, то есть. А ты кто?
— Андрей, — представился незнакомец. — Работаю в лаборатории вместе с профессором Кауфманом. Ты почему раньше не отвечал, Никита? Я как обнаружил, что внутренняя связь по нескольким каналам работает, так уже почти час болтаю впустую, а в ответ тишина.
— Не мог попасть в кабинет. Эта твоя связь — в кабинете, а кабинет был заперт изнутри. Шульц решил выпить и не хотел, чтоб кто‑то увидел. На объекте выпивка запрещена.
— Точно, — согласился Андрей. — Мы в лаборатории спирт иногда разводим по — тихому, нам медицинский для приборов поставляют. А сам Шульц?..
— Мертв он, — Пригоршня покосился на неподвижное тело и все‑таки хлебнул еще немного виски. — Здесь все мертвы, Андрюха. Все до единого. А, нет, я вот живой. У парней кровь из ушей, из носа, а у одного глаза лопнули. Ты представляешь?! — ему захотелось гахнуть кулаком по столу. — У вас тоже все мертвы?
— Да, — ответил невидимый собеседник. — Никого, кроме меня.
— А как думаешь, почему мы выжили?
— Про себя‑то я точно знаю. В момент выброса я был в хранилище артефактов. Тех, что привозят из Зоны. А там не просто дополнительное защита — все помещение покрыто тем же материалом, что и на экранах, которые стоят по Периметру. Это меня и спасло, хотя сознание потерял. Еле в себя пришел.
— И у меня примерно так было. Тошнило сильно, кровь из носа… Только я ни в каком хранилище артефактов в тот момент не был, а ходил по коридору. Знаешь пограничный коридор?
— Знаю. Гм, странно… — Андрей помолчал. — Ну, я вижу только одно объяснение: ты иммунный.
— Чего?
— Иммунный. Это мы тут так называем, хотя термин неправильный, конечно. Понимаешь, примерно на восемь — десять тысяч человек попадается один, не чувствительный или слабо чувствительный к выбросам. Вот ты такой. Везунчик.
— Ага, ну это хорошо. Только не назвал бы я везением то, что сижу тут и не могу выйти.
— Как так?
— А вот так. Тамбур между твоей половиной и моей перекрыло плитой.
— Это я видел. Со своей стороны дверь открыл, а дальше никак. Ну а вниз?..
— Дверь в депо снизу заперта. А на крыше валяется вертушка.
— Вертушка? — удивился Андрей.
Пригоршня только сейчас обратил внимание, что голос у него немного невнятный, как будто язык заплетается. Наверное, человек после выброса еще не оклемался.
— Конвертоплан, — поправился Пригоршня. — Генеральский «Бегемот». Может и сам генерал внутри. Машина свалилась прямо над лестницей, так уж случилось, панель просела, в ней дыра, а на ней — лежит «Бегемот». Не пролезть.
— То есть генерал Цивик мертв… Ого, вот это новость! — собеседник надолго замолчал. — Ясно, принял к сведению. Послушай, а ведь с вашей стороны еще есть стрелковая галерея.
— Ну! Отлично, да? Целая галерея! И как с нее, прикажешь, рыбкой вниз? Да там же еще и «психи».
— Какие… ах да, пулеметы. Так, я понял, ты заперт. На самом деле, если ты даже сможешь спуститься в депо, то на мою сторону все равно не попадешь. От вас сюда ведет только тамбур в коридоре второго этажа, так безопаснее. И это плохо, а? Крайне плохо.
— Я вот тоже так считаю, — буркнул Пригоршня. — Но теперь мне получше на душе, потому что ты объявился. Ты‑то не заперт, надеюсь, лаборант?