— Это как?
Батя чешет репу и долго объясняет насколько эти профессии различны, чтобы мечтать о них одновременно. Я понимаю ход мысли взрослого человека и раздосадованно объясняю:
— Пасечником я сама хочу быть, ну нравится мне это дело — мёд есть. Токо на Сахалине пасек нету. Вот я и заведу. Но! Твоя жена без конца талдычит о том, чтобы я стала человеком с высшим образованием. Поэтому придётся стать океанологом.
— А почему именно им?
— Ну я сперва хотела стать зоологом, а потом подумала: без рыбы я жить не смогу, а её на острове всё меньше и меньше. Надо ж её кому-то спасть от браконьеров!
— Хм, ну тогда в рыбнадзоры надо идти.
— Нет, надо стать именно человеком, поэтому только в науку! Рыбзаводы там всякие… Понимаешь?
— Понятно. А писателем почему? Кстати, они ведь тоже ого-го какие люди!
Я вяло махнула рукой:
— Мне дяденька сказал, что я писателем стану. Но тётя Нина с твоей женой обнаружили у меня полное отсутствие таланта.
— Какой дяденька?
— Ай, прозрачный такой, огромный, больше нашего огорода.
— Призрак что ли?
— Ну ты, папка, смешной! Призраки, они дурные и тело хоть какое-никакое, но имеют. А этот был совсем без тела. То есть совсем! Понимаешь?
— Нет, не понимаю, но я это, пойду. Дела у меня: жену свою и тётю Нину поругаю. Ишь, придумали: у моего ребёнка таланта нет. Таланта. Нет! Нет!! Таланта!!! — отец восклицал всё сильнее, на ходу выдёргивая ремень.
Конфеты, мёд и геморрой
Батя как придёт с шахты, отоспится и бегом на огород, к свиньям, в столярку… Опять же, дров наруби, воды, опилок наноси, навоз перелопать и так далее. Соответственно и ел много. А как нажрётся, то из маленькой кружки пьёт чай с конфетами. Сколько конфет ни положи — все умнёт! Однажды насчитав после него двадцать два фантика, мать всплеснула руками:
— Да жопа же слипнется!
А ему, дурачку, всё весело, Иван зовёт меня:
— Инн, иди посмотри, слиплась у меня жопа или нет?
Я фыркнула:
— Там и смотреть нечего, твои геморройные шишки никакими конфетами не залепишь!
Отец расстроился:
— А ежели мёдом попробовать?
Я ехидно развела руками:
— А где мы столько мёда наберёмся? Нет на Сахалине пчеловодов! Говорила я вам, что хочу пасечником стать. Нет же, вам институты подавай! Дулю теперь тебе, а не мёд! Вот и ходи со своим геморроем, мучайся.
Тятька крякнул и зыркнул на жену:
— Валь, может и правда, пущай девка в пчеловоды идёт.
Валентина ойкнула и схватилась за сердце:
— Ничё, Вань, с геморроем можно жить. Срастётся как-нибудь сам. Вареньица принести?
Солнце, я и пузыри
Только в детстве было чудо — мыльный, маленький пузырь.
— Ты такой смешной откуда?
«Я от солнышка, держи!»
Я держу, ему смешно. Лопается. Смерть его почему-то так печальна. Начинаю дуть сначала. Мыльный, маленький пузырь, ты не лопайся, держись! Сядет круглый на листок, рассмотрю его… Не то!
— Ты не солнышка дружок, а от радуги кусок!
Он хохочет и взрывается. Солнце с неба улыбается: «Сама не лопни от гордыни, стихов как понапишешь, Инна!»
Демонстрации
Демонстрации оставили яркое впечатление в мои 3—4 года. Именно в этот короткий период времени батянька может посадить дитя на плечи и идти с ним по улице сколь угодно долго, в надежде, что отпрыск уже приучен к туалету и не обоссыт его тёплую, широкую спину. Ну извиняйте, памперсы придумали позже.
1 Мая (праздник всех трудящихся), 9 Мая (день Победы), 7 Ноября (день рождения Октябрьской революции) и день Шахтёра — вот самые главные праздники, которые подразумевали колонное шествие. Радостно ликующая толпа со стягами и транспарантами выдвигалась с самого Востока, от шахтового комбината и медленно шла к поселковому совету, постепенно вбирая в себя всё новые и новые людские тела, стекающиеся со всех дворов. Семья Зубковых тоже выдвигала своих представителей во всеобщего шевелящегося монстра — Ивана Вавиловича и дочку Инночку. А происходило это так: празднично экипированный Иван нервно курил во дворе, выглядывая на дороге родную колонну, бурлящую шахтёрами и детворой, а Валентина Николаевна готовила к празднику дочку, гладила флажок и связывала в узелок воздушные шары, которые предварительно надул её муж. Когда тёмное пятно колонны начинало мелькать, Иван мчался в дом за ребёнком. Дитя водружали на горбушку отца, и они вливались в кумачово улыбающуюся массу. От шахты до поссовета 5 километров. Наш дом как раз посередине. Так что 2,5 километра папка пёр меня на себе, а потом ещё час-другой топтался на месте, пока шли митинг с концертом. Я гордо восседала на своём «коне-тяжеловозе» и махала флажком таким же молодым наездникам, как и я. «Мгновения всеобщей солидарности безыдейных идей растаптывали личность и ещё много чего гнули и ломали,» — сказали бы современные писатели. Но я не современный писатель, я со слезами на глазах вспоминаю то безвозвратно ушедшее время. Самое счастливое время на свете для отдельно взятого человечка, маленького такого, не вовремя хотящего пи-пи, а-а и пирожка от румяной уличной продавщицы.