Наконец, наступает долгожданная тревожная ночь. На мачте разведывательного судна мигают красные огоньки. Начальник поискового рейса охрипшим от ветра и усталости голосом командует по радио:
– «Обоянь», «Обоянь»… Я «Никополь»… Ваша очередь третья. Как поняли? Прием!
– Понял вас, понял, – отвечает Дурманов, – Иду третьим.
Снова призывно мелькают в ночи красные огоньки. Наступает очередь Дурманова. В воду летит с траулера светящийся буй.
– «Обоянь», «Обоянь», буй в центре косяка! Иди в замет!
– Вас понял. Иду в замет!
Полосой сбегает с поворотной площадки в темную воду кошельковый невод – стена из дели шириной в сто метров и длиной в полкилометра. Остается в шлюпке прыгать на волнах матрос с фонарем.
Судно «пишет циркуляцию» – совершает круг вокруг светящегося буя. Стенка из сетей разворачивается и окружает косяк.
– Выбирай!
На лебедку наматывается бежной конец. Где-то внизу, под водой, смыкается нижняя подбора невода, запирая рыбу в «кошельке».
Почти час напряженно работает весь экипаж. И вот у борта сейнера начинает колыхаться тяжелая рыбья масса.
В эфире снова звучит голос Дурманова:
– …Залился рыбой полностью. Прошу транспорт. Прошу транспорт…
Голубым рыбьим серебром, действительно, залиты трюм и палуба. Подходит транспортно-холодильное судно, спускают храпок рыбонасоса в сливную часть невода и начинают перекачивать рыбу в просторные трюмы.
Просьбы о транспорте раздаются уже со всех сторон. Кто-то требует помощи особенно настойчиво, сообщает, что рыба может «залечь», то есть уснуть, опуститься многотонной массой на нижнюю часть невода. Придется тогда распустить «кошелек». Прощай улов!..
Пением сирен, шумом моторов, лязганьем цепей наполнена ночь над Татарским проливом. Множество огней отражается в темной, неспокойной воде. Лов ведут одновременно более ста тридцати судов.
Это – путина.
У длинного пирса Южного рыбозавода при свете прожекторов рыбонасосные установки высасывают сельдь сразу из шести сейнеров. Рыба течет по гидрожелобу над головами людей в посольные цеха, бьет тугими струями в бетонные чаны.
Все больше сельди на причалах. Начинают брать рыбу бригады ставных неводов. И, наконец, рыбьи стада ударяют в берег, море на много километров заливается нежным бело-голубым цветом.
Настоящая лавина сельди обрушивается на рыбокомбинат. Люди не справляются с работой, не успевают рыбонасосы. Суда с уловам выстраиваются у пирсов в очередь.
Сергей Терентьев, покачиваясь, пробивается к приемщику.
– Рыбу когда примете? – спрашивает он устало, почти без выражения. – В море надо идти…
Не получив ответа, поворачивается, шагает обратно и, уронив голову, усаживается на палубе бота. Ребята из его экипажа, приткнувшись в разных уголках судна, спят – в мокрых ватниках, с ног до головы измазанные серебристой чешуей. За последние трое суток они впервые сомкнули глаза…
Невельск в дни путины переполнен. Сюда собираются не только сахалинцы, но и соседи-приморцы. Город шумит и волнуется допоздна. В дымных чайных и столовых официантки сбиваются с ног. Люди дремлют над пустыми тарелками, торопливо жуют принесенную пищу.
За едой спорят, ругают синоптиков, говорят о заметах, порванных «кошельках», приводят в пример всякие случаи. Кто-то вспоминает, как однажды косяк ударил в пирс рыбозавода и рыбонасосы перекачивали в засольные чаны рыбу прямо из моря.
– Так у нас чище было! – откликается человек в полушубке, очевидно, колхозник. – Селедка ударила по мелководью в песочек. Мужики – зюзьгами, бабы – корзинами, ребятишки штанами рыбу таскали. Видим – уйдет много. Тогда взяли лошадь с телегой, нагрузили невод и пустили по воде в замет. Чисто как на сейнере работали!
Оживает, бодреет от сладковатого запаха свежей сельди, крепкого морского ветра в путинные дни рыбацкий город Невельск.
А сейчас тихо.
Голубая волна лениво лижет берег. Разгуливают по пирсу среди фиолетовых луж жирные, похожие на куриц чайки.
Впрочем, сейчас жизнь кипит в других местах. В Невельск приходят радиограммы, короткие сводки, рассказывающие о промысле в далеких морских просторах.
Крутой поворот от пассивного, прибрежного лова к активному составляет существо преобразований, происшедших в нашей рыбной промышленности за последние годы.
Для сахалинцев становится традицией экспедиционный лов, походы добывающего флота в дальние районы – к островам Курильской гряды, к берегам Камчатки.
Десять дней приходится плыть рыбакам с Сахалина вдоль «самых дальних наших островов» через штормы, снежные заряды и шквалы, чтобы выйти к западному берегу Камчатки, на Явинскую камбальную банку.