– Александр, – рафинированный протянул ладонь. – Одноклассник Яны. Бывший.
Я опустил взгляд на его руку, а потом опять поднял и посмотрел в глаза. Не ответил, и он понял. Опустил руку, засунул её в карман и нахохлился, как петух.
– А ты кем будешь? – уже не такой приветливый, зато наглый до делов.
– Это мой сводный брат Алексей, – вклинилась бестолочь. Ей не говорили, что нужно ротик на замке держать, когда взрослые разговаривают?
– Брат, значит, – протянул парень, в конец охренев. А я стоял и чувствовал, как сердце начинало разгонять кровь, накачивая органы адреналином.
– Значит.
Если между нами зажечь спичку – как пить дать рванёт. Девчонка это поняла и начала нервничать не на шутку. Бледные после болезни щёки раскраснелись. От напряжения она закусила губу и смотрела то на меня, то на рафинированного чмошника.
– Лёш, там Людмила обед оставила. Остынет…
Что, мать твою?
– Так иди и ешь, – бросил, не глядя на неё. – А одноклассник уже пойдёт, последний автобус через четыре минуты. А больше из «Рощи» сегодня ничем не уедешь.
У чмошника с лица сошла вся краска, он хотел мне что-то ответить, хотя явно зассал. Но стыд перед тёлкой взял своё. Уже открыл рот, как бестолочь снова всунула свои пять копеек. Поняла, что её дружок по лезвию ходит.
– Саш, и правда, – голос дрожал. – Мне сейчас мама должна позвонить. Да и замёрзла уже.
Этот Саша лишь удивлённо поднял бровь, но принял поражение.
– Ну ладно. Увидимся ещё.
И обнял бестолочь, прижал к себе. Я даже заметил, как он носом потянул возле шеи. Одноклассник, твою мать. Валил бы, пока ноги целы.
Глава 35
По календарю уже наступила весна. Даже солнышко как-то с утра выглянуло чуть более приветливо, хотя термометр всё ещё показывал отрицательную температуру. Меня выписали, и я снова начала посещать учёбу. В первый день было ощущение, будто снова впервые пришла в этот класс. Аня была очень рада моему возвращению, Эдик тоже. Чего нельзя сказать об Ирине Ряполовой. Она со своей подружкой так посмотрела, когда я в класс вошла, что, казалось, на мне одежда загорится.
А вот Ларинцев вообще без комплексов. Хотя о ком я говорю? Где Ларинцев, а где комплексы.
– Привет, Белоснежка! – выкрикнул на полкласса, будто мы с ним лучшие друзья.
А потом обхватил за шею и потёр кулаком по макушке, испортив причёску. Шевцов молча отвернулся, а Роман Должанов лишь кивнул, при этом обратившись к Степановой:
– О, Ирландо, теперь мне не придётся разбавлять твоё одиночество, – расплылся в наглой улыбке. – Но если чё, то я ночью могу.
Некоторые парни в классе заржали как кони, а Аня покраснела от злости.
– Дебил. Сам своё одиночество разбавляй по ночам. Уверена, ты уже знаешь как.
Теперь хохот был обращён на Должанова, а Аня королевской походкой прошла к последней парте.
– Могу и с тобой опытом поделиться, детка. Поверь, это не менее занимательно, чем физика.
Под всеобщее веселье Аня закатила глаза и прошептала мне:
– Кто вообще сейчас говорит «детка»?
В класс по звонку вошёл преподаватель, и смешки смолкли. Мне было жаль подругу. В последнее время Должанов вообще границ не видит, открыто поднимает её насмех, почти доводя до слёз. Да какой там почти. Аня, моя уверенная в себе и стойкая Аня, вчера звонила вечером и рыдала в трубку, что этот козёл её на физкультуре опозорил перед всей группой. Она замерзла в спортзале, а Должанов высмеял, что через майку всё видно, ещё и под руки сзади подхватил, чтобы прикрыть не смогла и другие поржали. Степанова его люто ненавидела, а поделать ничего не могла.
Занятия пошли своим чередом, и я была в шоке от того, насколько отстала. Занималась дома целыми днями почти, как только чуть полегче стало, но всё равно катастрофически отстала. Аня с Эдиком помогали, как могли, но пришлось полностью занырнуть в учёбу. Только сон, еда и уроки, уроки, уроки. Я даже с мамой виделась мельком. Она всё понимала, иногда приходила, приносила мне в комнату чай с блинчиками и просто какое-то время сидела рядом, пока я внедрялась в тайные глубины алгебры или слушала тексты по английскому.
С Алексеем я и вовсе встречи не искала. В тот раз, опозорив меня перед Сашей, он ещё и дома накричал. Стоило спросить, почему он так себя повёл, как Лекс полоснул своим жутким взглядом, а потом припечатал ладонью о косяк двери, прямо у моего лица, и зло прошипел, что он мне не брат, и нечего таскать в дом каких-то «левых придурков». Мне тогда стало просто до слёз обидно. Ну чем Саша ему насолил? Я же его даже в дом не приглашала, мы просто стояли на улице.