Шевцов перевёл взгляд с меня на сцену, а ведущий снова произнёс приглашение.
Я понимала, что деньги от лотов идут не на благотворительность, а значит, за всеми этими увеселениями кто-то стоит. Тот, кто не захочет упускать свои деньги, и просто так мне отсюда не уйти.
Но ведь Лёша что-то сделает? Что-то же придумает?
Набрав полную грудь воздуха, я сделала шаг. Ноги не шли, и я переставляю их едва ли не усилием воли. Шаг, ещё одни. И ещё.
– Начальная цена…
У меня заложило уши уже только от этой суммы. Я услышала несколько выкриков от присутствующих из зала, глядя на них невидящим взглядом. Не хотелось думать, что будет дальше.
Алексей молчал. Видимо, я рыба не особа интересная, поэтому подняв сумму совсем немного, большинство ловцов слились. Потом я слышу сумму, которая кажется мне непомерно большой. Это же целая зарплата моей тёти, если не больше. И голос этот принадлежит Антону Ермолаенко. Вот для чего была затеяна эта игра. Снова всё вернулось к их конкуренции с Шевцовым. И тут я впервые услышала и голос Шевцова, называющий сумму больше.
Господи, откуда у парней, которым и двадцати нет, такие деньги? Даже прожив в доме Виктора более полугода, я всё равно не представляла масштаба вседозволенности.
Суммы росли. Антон и Лекс буравили друг друга взглядами. Ведущий подбадривал их вывернуть карманы посильнее. А я просто стояла, словно омертвела, и ждала. А что, если у Шевцова не хватит денег меня выкупить? Меня ведь не выпустят.
Дышать стало трудно, пальцы покалывало. В ушах снова будто была набита вата, сквозь которую до меня доноёсся голос ведущего:
– Продано участнику под номером двадцать четыре.
Удар. Пауза. Снова удар. Ещё одна пауза.
Господи…
Я подняла глаза и увидела, как к сцене идёт Шевцов, а на груди у него номер… двадцать четыре!
Резкий выдох, и я едва не свалилась со сцены в его руки.
– Спасибо, – прошептала, сжав его пальцы.
Но Алексей никак не отреагировал. Он отвёл меня в сторону, и мы продолжили наблюдать молча дальнейшие торги. Я чувствовала, как у меня из-за пережитого напряжения стучали зубы.
Остальные девушки вполне были счастливы выходить на сцену. Они посылали воздушные поцелуи своим возможным покупателям, лучезарно улыбались.
– Чему они радуются? – шёпотом спросила я у Алексея. – Что их продают, как скот?
– Они получат неплохие дивиденды с этих сумм, а ещё кучу удовольствия, за которым пришли сюда. Кстати, ты свои дивиденды вернёшь мне.
– Теперь мы можем уйти отсюда?
– Нет. Так просто всё не делается. За стены клуба, по правилам, ничего не должно выходить. Сейчас закончится аукцион, потом будет фуршет и посещение комнат. А тех, кто не придерживается правил, просто выводят. Так, меня спровадят, а тебя заново разыграют.
Значит, всё ещё не закончилось.
– А когда мы сможем уйти?
– Когда ты отработаешь то, что я за тебя заплатил.
Шевцов шепнул мне это тихо на ухо, но я будто оглохла от крика. Неужели он собирается…
– Или ты бы предпочла отработать Ермолаю? Можем попробовать договориться.
– Ты же не всерьёз? – одеревенелыми пальцами я вцепилась в руку Лекса. – Лёша, скажи, что ты…
– Замолчи. На нас смотрят. Чтобы свалить отсюда, тебе придётся убедительно играть.
После торгов свет в зале приглушили, снова заиграла музыка и вечеринка начала приобретать другие очертания. Меня начинало мутить.
Некоторые парочки удалялись за шторы, из-за которых виднелись коридоры, ведущие, вероятно, в комнаты, о которых говорил Алексей.
Шевцов держал бокал с шампанским и разговаривал с другими парами, но я не особо вникала в темы. Только заметила, что он на самом деле не пил.
Мне хотелось скорее уйти отсюда и оказаться дома. В конце концов, я устала от тяжёлого платья и просто хотела спать.
Неоднократно ловила на себе полный ненависти липкий взгляд Ермолаенко. С ним была какая-то девушка, но смотрел он постоянно именно на нас с Шевцовым.
Я почувствовала, как во время разговора с каким-то мужчиной лет тридцати, Алексей положил мне руку на талию и придвинул ближе.
– Тебе надо расслабиться, чтобы быть убедительной, – прошептал мне прямо в ухо, отчего ток пробежал по спине. – А то я заставлю тебя выпить.
– Я не хочу пить.
– Придётся, если не расслабишься.
Рядом раздался громкий смех, от которого я вздрогнула. Та самая девушка, что сказала мне идти на сцену, заливалась смехом сейчас в компании какого-то молодого мужчины.
Я прикрыла глаза, до сих пор сомневаясь, что нахожусь среди всего этого. Может, мы с Аней просто выпили сок и не заметили вкуса водки, что туда заботливо подлил Должанов? И теперь лежали пьяные в кустах и галлюцинировали?