— Вы совершенно правы, — подхватил Готье. — Надо послать туда кого-нибудь.
Менье скривился.
— Бог ты мой, сколько можно носиться с этим Вагнером! Ну были у него заслуги, и мы их по достоинству оценили. Но сейчас это пустая порода. И потом, кто поедет в это пекло?
И тут после паузы Пьер подал голос:
— Если правление не возражает, я готов полететь…
…Пустыня катила бесконечные холмы под крылом «Дугласа»…
— Ага, вот они!
Голос у Гордона был совсем хриплый. Секунду назад он еще дремал, а сейчас весь подобрался и, вцепившись в штурвал, резко кинул «Дуглас» вниз.
— База «Петролеума», — пробурчал Джесс Гордон.
Самолет лег на крыло.
Внизу были три барака из шифера, окруженные валом из мешков с песком, чтобы не занесло ветром. Двое крохотных людишек махали руками. Гордон открыл фонарь и выбросил мешок с почтой. Потом покачал на прощанье крыльями и взял курс на юг.
— Американцы свернули работы, — буркнул он под нос. — Вышку разобрали… Одним клиентом меньше.
— А эти люди?
— Оставлены охранять оборудование. Машины должны прийти со дня на день. Скоро в пустыне никого не останется… Кроме Старухи.
— Старухи?
— Ну да, Вагнера. Инженера из Эль-Хаджи. Уж этот, если вцепится, обязательно найдет.
Десять минут спустя «Дуглас» снизился над оазисом. Изумрудные хохолки пальм выделялись на ярко-желтом фоне песков.
— Красиво, — сказал Пьер.
— Эль-Хаджи? Финики, верблюды — дерьмо…
Песок начал стремительно приближаться. Левый мотор натужно заревел. Гордон навалился на штурвал. Пьер с тоской вспомнил белую «каравеллу» «Эр-Франс», которая утром доставила его из Парижа в Алжир.
— Видите буровую? Если ее закроют, мне тоже надо сматываться. Свою железку продам на металлолом, ей уже пора было туда, когда я купил ее в Триполи. Полгода восстанавливал. Запчастей днем с огнем не найдешь. Пришлось воровать.
Он захохотал.
— Джесса Гордона не согнешь! Я смогу летать и на помеле.
Пьер уже не слушал. В пятидесяти метрах под ним проплывал Эль-Хаджи. Бараки, вышки. Он пристегнул ремень.
— Вызываю Корову… Вызываю Корову… Говорит Эль-Хаджи, — раздалось в рации.
— Заткнись! — чертыхнулся Гордон, выключая приемник.
На фюзеляже самолета было выведено большими красными буквами: «Сахарская корова». И рядом — изображение взбесившейся скотины. В Алжире, когда Пьер шел к самолету, это показалось ему забавным. Но Алжир сейчас был далеко.
Колеса стукнулись о землю, и машина плавно покатила по грунтовой полосе. Только тут Пьер в полной мере ощутил, чего ему стоил этот перелет.
Глава II
Макс прошел через лавку, толкнув ногой какой-то тюк, и раздвинул занавес из стекляруса, служивший дверью. Перед домом стоял старый армейский вездеход-амфибия. Макс устроился на сиденье, и железная черепаха медленно поползла по улице.
Под пыльными пальмами иссякала жизнь. Люди лежали в призрачной тени словно пораженные солнечным ударом. Заморенные собаки жались под стенами. В тишине отчетливо было слышно журчание арыка.
Петляя по узким улочкам, Макс выбрался на дорогу к лагерю буровиков. Отъехав метров двести, он нажал на педаль тормоза и, не поворачиваясь, бросил:
— Вылезай.
Брезент на заднем сиденье зашевелился. Оттуда, испуганно вращая белками, вылез чернокожий подросток.
— Зачем спрятался?
— Я хочу работать у них, — едва слышно ответил негр.
Еще один. Когда-нибудь это плохо кончится. Черные рабы один за другим сбегали от своих хозяев-туарегов в поисковую партию. Вышка посреди пустыни разом нарушила вековую структуру кочевого общества. Макса это не трогало: каждый за себя, один аллах за всех. Но нефтяники когда-нибудь снимутся и уйдут. Максу идти некуда. Слишком большой счет предъявит ему правосудие в Европе или Америке. Его судьба — сидеть в Эль-Хаджи и по-прежнему торговать. Вернуть парня хозяину? Но у Вагнера не хватает людей. Макс хорошо знал Вагнера — тому ничего не стоило запретить своим людям покупать у Макса. А денег в кармане любого нефтяника было столько, сколько у всех туарегов, вместе взятых…
Макс бросил парню:
— Накройся. И чтоб не дышал.
Глава III
Жар опалял лицо, глаза нестерпимо резало слепящее солнце, одежда прилипала к мокрому телу. Пьер никак не мог унять дрожь в ногах, сердце колотилось, как после забега на десять тысяч метров.
— А ну, подвинься!
Неловко подхватив чемоданчик с монограммой, Пьер шагнул в сторону. Человек больно толкнул его металлической клеткой с курами. Птицы настолько ошалели от жары и перелета, что даже не квохтали. Глаза у них были такие же жалкие, как у Пьера.