По счастью, благодаря сношениям с одной расположенной неподалеку деревней музгу жители Баинганны действительно снабжались зерном лучше, чем об этом можно было судить по их собственным утверждениям. За один туркеди я получил 14 муддов дурры, тогда как бусы и иглы мне не удалось продать даже в обмен на наге, но после полудня я приобрел еще 7 муддов и одну сушеную рыбу. Глава поселения вечером нанес мне визит и произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Он даже раздобыл для нас миску аиша, без которого мы обходились после отъезда из Мискина. От него же я узнал, что Абд ар-Рахман встретился в Саруа (к востоку от Бусо на северо-восточном берегу реки) с одним высокопоставленным чиновником из Вадаи, чтобы подготовиться к решающей битве против Абу Секкина, который, кажется, все еще пребывал в Сомраи. Здешние люди были преданы своему наследственному королю не меньше, чем жители Бугомана и Мискина.
От Баинганны мы могли либо держать курс в юго-восточном направлении прямо на Сомраи, либо следовать вдоль реки до Маффалинга, а там повернуть на юг. Половина следующего дня (27 марта) прошла в бесполезных спорах относительно выбора пути, а когда к соглашению прийти не удалось, то было решено начать следующую, теперь самую серьезную часть нашего путешествия прежде всего с жертвоприношений — садака, как это принято делать. К сожалению, мы не смогли достать на острове какое-либо обычное в таких случаях животное (быка, овцу или козу), но в конце нашлись две курицы, которыми и порешили довольствоваться мои набожные спутники. Покупка куриц тоже не обошлась без трудностей, ибо их цена более чем в двадцать раз превосходила обычную. Рассердившись на нескончаемые споры, я ушел переждать самый зной в дальний лес и проспал там в приятной тени деревьев. Этот освежающий послеполуденный сон вместе с превосходно приготовленной Альмасом рыбой (это была жертва, до которой снизошел ради нас нгаре) усмирили мое раздражение. По счастью, мои спутники тем временем договорились о том, что выгоднее будет проехать сначала до Маффалинга, и я, хотя и не разделял их мнение, был все же рад, что мы по крайней мере сможем продолжить путь во второй половине этого же дня. Однако прежде мне надлежало позаботиться о больном Афоно, который лежал в лихорадке с крайним истощением и с величайшей решительностью отказывался от всяких попыток ехать дальше. С одной стороны, у меня возникали сомнения, как оставить здесь раба (вряд ли можно было ожидать, что он найдет дорогу назад в Борну или в военный лагерь мбанга Мохаммеду) и тем самым доверить его людям, которым при их бедности должна показаться заманчивой мысль завладеть им. С другой стороны, однако, было безответственно подвергать смертельно больного человека опасностям и трудностям начинающегося теперь отрезка нашего путешествия. Тогда я решился доверить своего опекаемого заботами нгаре, дал ему предварительно один талер на содержание, наказал отправить Афоно после выздоровления, если представится возможность, либо в Борну, либо к нам, и пообещал на обратном пути вернуть возможные издержки с добавлением еще одного подарка.
Мы полтора часа следовали за поворотами реки (которая, казалось, текла здесь с разных сторон) в общем восточном-северо-восточном направлении и в самом начале миновали еще одну покинутую временную деревушку — Дерреджа. Потом мы повернули к юго-востоку, пройдя за следующие полтора часа одну за другой деревушки Мусгугу, Годо и Вои. Там реку скрыла от нас ночь, темнота которой усиливалась благодаря густому лесу. Стало трудно придерживаться выбранного направления, которое, как кажется, было юго-восточным. Через час после захода солнца мы заметили на берегу реки огни второй деревушки, Вои, и когда спустя еще час вышли из леса (который сильно отделал нашу кожу, одежду и поклажу) на весьма обширную в том месте речную низменность, на одном из островов заблистали огни, зажженные жителями Кабы. Все названные деревушки были весьма незначительными и прежде располагались на другом берегу. В течение последнего двухчасового отрезка пути мы держались у самой кромки леса, не следуя точно за многочисленными поворотами реки, и в 10 часов вечера разбили лагерь на песчаном участке, блестевшем в лунном свете среди травянистой, прорезанной прудами и болотами низменности. Как показывали многочисленные признаки, там же незадолго перед тем останавливался беглый король Багирми.