Эти вести с быстротой молнии распространились по городу, и теперь все только и говорили о военных планах короля Али. Правда, более рассудительные не верили, что он питал враждебные намерения по отношению к Борну, ибо считали его слишком умным, чтобы без настоятельной необходимости прервать проводимые им внутри страны преобразования и начать вне ее борьбу, исход которой все же оставался сомнительным. Однако никто не мог отделаться от некоторого чувства тревоги. С тех пор как отец и предшественник короля Али, Мухаммед Шериф, не имея другого повода, кроме происков одной придворной группы в Куке, надеявшейся с помощью внешних сил вернуть к власти свергнутую династию, 22 года назад напал на Борну и в общем одержал победу1, отношения между этими соседними странами — и без того прохладные и натянутые после столкновений за Канем (колыбель державы Борну) — приняли почти враждебный характер. Жители Борну, принявшие благодать ислама чуть ли не на пятьсот лет раньше своих соседей, были преисполнены высокомерия культурного народа по отношению к варварам. Последние же, осознав при сильном правлении свою юную мощь и исполненные воинственного духа, презирали затхлую атмосферу и малодушное придворное окружение соседней державы.
Заносчивые и неуживчивые вассалы шейха Омара старались расширить трещину между Борну и Вадаи. Недовольные там и здесь искали повода к интригам и выдумывали или распространяли неприязненные высказывания правителей и сановников. Вот почему, несмотря на противоположное мнение спокойных и рассудительных людей, двор и народная масса были охвачены страхом, как бы тщеславие и воинственное настроение не привели короля Али к открытым враждебным действиям против Борну. Чем более расплывчатыми были возникавшие слухи и сообщения, тем шире распространялось чувство неуверенности и тревоги, особенно в высших кругах.
Известия сначала поступали так редко, что через две недели после прибытия саламат мы все еще не знали, пойдет ли речь о Багирми или о Борну, присутствует ли лично король Али в своих войсках, дошло ли уже дело до сражений и тому подобное. А ведь расстояние до Масеньи, царской резиденции Багирми, равнялось всего десяти дням пути, который проходил по довольно густо заселенной местности. Достоверным казалось лишь то, что король Багирми Мохаммеду укрылся со своим войском и значительными припасами за стенами столицы в ожидании осады, тогда как верховный военачальник Вадаи, джерма Абу Джебрин, дядя короля со стороны матери, занял северную часть страны. Тем, кто считал, что местом предстоящих военных действий будут Бахр-эль-Газаль или Канем, больше уже никто не верил.
Район описываемых в настоящем издании путешествий Нахтигаля
Потом известий стало больше, но они были весьма противоречивы. Достоверные сведения поступили лишь в середине февраля от лазутчика, которого шейх Омар после первых же слухов немедля отправил к королю булала Джурабу, правившему в области Фитри. По сообщению этого гонца, король Али, получив сообщение от высланного вперед своего дяди, Абу Джебрина, о том, что король Багирми не стал искать спасения в бегстве, а вознамерился защищать свою столицу, поспешно выступил туда же. До его прибытия осажденные предприняли две вылазки, причем оба раза пользовались, по-видимому, преимуществом.
Вскоре после появления короля Али на месте военных действий к нему прибыла депутация от города Масенья, которая от имени жителей и короля просила об их прекращении и выразила готовность заплатить большой выкуп. Но тот им ответил, что пришел не для того, чтобы воевать с ними, а хочет лишь наказать их короля, своего вассала, за его заносчивость. Денег и добра ему достаточно оставил его отец, Мухаммед Шериф, поэтому он не нуждается в их сокровищах и покончит это дело миром лишь в том случае, если они выдадут короля Мохаммеду вместе с его главной женой и матерью.